Личность. Ивана Ефремов. Не двойник. Не шпион

В 1990 году в пятом номере журнала «Нева» Андрей Измайлов опубликовал статью о творчестве писателя Ивана Ефремова, названную им «Туманность». В статье среди прочего излагались правдоподобные обстоятельства проведённого следователем КГБ обыска на квартире Ефремова в ноябре 1972 года, вскоре после его смерти, под предлогом изъятия идеологически вредной литературы, но, по утверждению автора, по причине наличия тогда у органов безопасности материалов о его шпионской деятельности в интересах английской разведки...

18 мая 1992 года в еженедельной газете «Собеседник» №603 была опубликована заметка под названием «Кем же был Иван Ефремов?» следующего содержания:

«Что может быть общего между автором бессмертного «Робинзона Крузо» — англичанином Даниелем Дефо и великим фантастом Иваном Ефремовым? Первый создал английскую разведку, а второй, возможно, был её сотрудником.

Как нам стало известно из компетентных источников, действительно в 70-е гг. в стенах КГБ проводилась тщательная проработка версии о возможной причастности И. Ефремова к нелегальной резидентуре английской разведки в СССР. И что самое удивительное, окончательная точка так и не была поставлена — действительно ли великий фантаст и учёный Иван Ефремов — Майкл Э. — сын английского лесопромышленника, жившего до 1917 года в России?

Основанием для многолетней работы по проверке шпионской версии послужила внезапная смерть Ивана Ефремова через час после получения странного письма из-за границы.

Были основания предполагать, что письмо было обработано специальными средствами, под воздействием которых наступает смертельный исход. Неслучайно и то, что именно контрразведке было поручено ведение уголовного дела по факту смерти Ефремова.

Не исключено, что версия, всерьёз разрабатывающаяся КГБ в течение многих лет, окажется в конце концов пригодной лишь для сюжета какого-нибудь очередного фантастического рассказа».

Необычным было то, что автор данной публикации указан не был, об источнике осведомлённости читателю надо было догадаться самому. Ссылка в статье на «компетентные источники» сделана была, по всей видимости, для придания значимости выпущенной сенсации. Так называемых компетентных источников в те годы было много: из органов госбезопасности шёл бурный поток увольнений, проводилась очередная великая революционная чистка «карательных» советских органов, в лояльности которых сомневалась новая власть. Из органов уволились очень информированные «компетентные источники», которые, однако, рассказывая о чём-либо из своих предыдущих профессиональных секретов, никогда не назовут своего имени. Так образуются утечки и сенсации. Необходимо обратить внимание на «фишку», как модно сейчас выражаться, публикуемой заметки, или по-другому, — ключевую фразу: «Окончательная точка так и не была поставлена...». Объяснением анонимности и своеобразной «туманности» этой газетной заметки может служить также свойственная тому времени вседозволенность в преподнесении информации.

Примерно в тот же период мне неоднократно звонили представители газет, журналов, телевидения и просили дать интервью, рассказать о результатах расследования уголовного дела на Ивана Ефремова.

Уже тогда я не видел секретов в этом деле, так как знал об отсутствии у органов правовых претензий к писателю. Сдерживало только одно обстоятельство. Неуёмное желание издателей сделать сенсацию, как тогда, в лихие 90-е годы, да порой и сейчас, исключает разговор о человеке. А такого диалога о Ефремове я не приемлю.

Со времени смерти великого писателя прошло уже более 46 лет. Я сам давно на пенсии, но продолжаю работать. Перебирая свой архив и увидев отложенную в своё время эту и другие газетные заметки, я подумал: а вдруг объявится очередной «компетентный источник» со своим желанием сотворить теперь уже современную сенсацию из биографии Ивана Ефремова? А ведь я прикоснулся к судьбе этого человека и знаю истину, исключающую сенсации. Думается, в этой истории не должно остаться вопросов, может быть, надо всё-таки поставить точку.

Действительно, было уголовное дело, которое я расследовал в 70-е годы прошлого века. Имя Ивана Антоновича Ефремова, гражданина СССР, беспартийного, не судимого, непревзойдённого учёного-исследователя и профессора палеонтологии, доктора биологических наук, писателя-фантаста было и осталось чистым. В его биографии я увидел и выделил для себя главное: Иван Ефремов — великий гражданин своего Отечества и много сделал для умножения его могущества. Беспартийный, он оставался таким даже тогда, когда просто было опасно не числиться членом КПСС, не говоря о том, как можно было без этого стать доктором наук и профессором, быть неоднократно отмеченным большими государственными наградами. Но таковы мощь и авторитет Ефремова в научном мире, что власти с этим приходилось считаться. Он никогда не был судим, как тогда говорили, не привлекался, не имел родственников за границей, хотя в страшные годы репрессий он сам неоднократно по работе бывал за границей, но ни одного доноса на него и от него не поступило.

Ефремов умер 5 октября 1972 года в 5 часов утра в своей квартире в возрасте 65 лет, а через месяц, 4 ноября, у него дома был произведён обыск следственным отделом Управления КГБ по городу Москве и Московской области. Содержание и результаты этого обыска опубликованы в статье А. Измайлова по оставшейся у Т. И. Ефремовой копии протокола.

На тот момент я, молодой выпускник юридической ведомственной академии (тогда Высшей школы КГБ), работал и набирался опыта у старших товарищей в этом следственном подразделении. Моим наставником был опытнейший старший следователь по особо важным делам Ришат Хабибуллин. Именно он проводил обыск в квартире Ефремова и возбуждал это уголовное дело.

Здесь следует отметить, что Хабибуллин возбудил уголовное дело только 22 января 1973 года, причём по факту смерти писателя в связи с возникшими подозрениями относительно обстоятельств его смерти.

Вот как это было

На момент смерти Ефремова в одном из районных отделов Московского управления КГБ имелось дело оперативного учёта, содержащее негласные сведения о том, что писатель Ефремов не являлся истинным лицом и в его действиях могут усматриваться признаки преступной деятельности. Документ с подобным утверждением поступил в следственный отдел вскоре после смерти Ефремова, был зарегистрирован и имел высокую начальственную резолюцию о проведении так называемой доследственной проверки и решении вопроса о возбуждении уголовного дела. Я помню, как Хабибуллин на протяжении нескольких месяцев чуть ли не каждый день проводил в этом райотделе и знакомился с многотомным «архивом» на Ефремова.

Скажем сразу, что представленные материалы по Ефремову были значительными, а руководящие указания столь весомыми, что требовали взвешенного и ответственного решения.

Достаточно сказать, что расследование уголовного дела находилось под непосредственным контролем начальника Московского управления всем известного тогда генерала Виктора Алидина, о ходе дела неоднократно докладывалось председателю КГБ Андропову Ю.В.

Ходатайства о продлении срока следствия по делу обсуждались и санкционировались Генеральным прокурором СССР.

Так вот, предложенные на рассмотрение следователя оперативные версии указывали только на возможность того, что Ефремов является мнимым лицом, но не содержали легальных и достаточных процессуальных обоснований таких выводов.

Таким образом, обыск 4 ноября 1972 года у Т. И. Ефремовой был проведён как следственное действие по другому уголовному делу, при расследовании которого были использованы процессуальные основания для его проведения. Задачей этого обыска и являлось возможное получение доказательств, подтверждающих или опровергающих названные оперативные версии. А указанную в постановлении на обыск цель — изъятие идеологически вредной литературы — использовали в силу специфики расследования другого (по антисоветской статье) дела, в рамках которого выносилось такое постановление.

Как мне рассказывал Р. Хабибуллин, обыск был длительным и проходил в присутствии понятых и вдовы писателя, которая всё время не выпускала из рук урну с прахом Ивана Антоновича Ефремова. При обыске изъяты все документы и материалы писателя, оставшиеся и не переданные в Пушкинский Дом вместе с его архивом. Результаты обыска явных признаков преступления не обнаруживали, но требовали дальнейшей следственной проверки при соблюдении тщательной конспирации. И тогда с согласия прокурора 22 января 1973 года возбуждено это уголовное дело. В постановлении следователя было сказано: «В момент ухудшения состояния здоровья Ефремова его жена Ефремова Т.И. из городской станции скорой помощи врачей не вызывала, вскрытие трупа Ефремова не производилось, и он 6 октября 1972 года был кремирован. Кроме того, к моменту возбуждения дела имелись материалы, дающие основание предполагать, что Ефремов не являлся тем лицом, за которое себя выдавал при жизни».

Как видит читатель, формулировка оснований для возбуждения дела не конкретна, обтекаема, что называется «от лукавого». По контексту формулы проводилась мысль о связи смерти писателя с сомнениями в подлинности его личности. В этом месте попытаюсь ответить на главный вопрос о цели возбуждения уголовного дела.

Оперативная работа по Ефремову проводилась в течение нескольких лет задолго до его смерти и была необычайно объёмной.

О ней было известно в Московском горкоме и Центральном комитете КПСС — тогда эти органы назывались «партийными инстанциями». Имею смелость полагать, что причина особого взгляда «инстанций» на творчество Ефремова в то время определялась в том числе такими проистекающими из КГБ подозрениями. Реальным следствием этого была окружающая Ивана Антоновича таинственная пустота: публикаций и встреч с читателями нет, запрет на упоминание его имени и так далее. Очень быстро пустота превратилась в вакуум. Он пытался пробиться к ясности, добился встречи и беседы с министром культуры Петром Демичевым, после которой появилась надежда, но... образовавшийся информационный вакуум быстро разорвал сердце учёного. У меня осталось впечатление, что именно в этот период «творческой блокады» Иван Антонович написал свой «Час Быка», где я его вижу, как непокорного и несломленного бунтаря, непревзойдённого гиганта-провидца и предсказателя. Имею также основания считать, что смерть Ефремова поставила «инстанции» в затруднительное положение: как теперь объяснять общественности значимость личности и творчества умершего великого писателя и учёного? Так как подозрения исходили от КГБ, то ему и была поставлена задача: подтвердить или опровергнуть подозрения к Ефремову и сделать это гласно. В КГБ существовал только один способ гласной деятельности — расследование уголовного дела, с помощью которого можно было получить ответ. Именно поэтому Хабибуллин выполнил письменное указание начальства и возбудил уголовное дело.

В начале расследования я был включён в состав бригады следователей, допрашивал свидетелей, проводил осмотры, экспертизы и другие следственные действия. Летом 1973 года Хабибуллин ушёл на пенсию, и я принял уголовное дело на Ефремова к своему производству. Ещё с самого начала нашей совместной работы мы определили исключить любую утечку информации, способную преждевременно каким-либо образом бросить тень на имя писателя. Считаю, что своё слово мы сдержали.

Читатель спросит: «Так, значит, правы «компетентные источники» в публикации 1992 года о проверке принадлежности Ефремова к резидентуре англичан?». Отвечаю: нет, не правы. В такой постановке версия в уголовном деле отсутствовала и не проверялась. Задачей расследования являлась идентификация личности И. А. Ефремова и проверка обстоятельств его смерти. Процессуальных доказательств и источников доказательств о причастности Ефремова к шпионажу и английской разведке в уголовном деле нет.

В ходе расследования дела мы допросили в качестве свидетелей всех его дальних родственников и знакомых, которым он был известен в разные периоды своей жизни с детских лет. Никто не усомнился в его личности, все опознали его по фотографиям. Для идентификации личности Ивана Антоновича была проведена сравнительная криминалистическая экспертиза по многочисленным изъятым фотокарточкам с его изображением, начиная с полутора лет и до последних лет жизни. Я впервые проводил такую экспертизу. Мне дали полномочия отыскать и пригласить со всего Советского Союза ведущих специалистов в этой необычной области. Вывод экспертов был один: на всех фотокарточках изображён один человек — Ефремов Иван Антонович.

По делу проводились и другие экспертизы, в том числе сравнительные почерковедческие по рукописям писателя, изъятым из его архива в Пушкинском Доме. В выводах экспертов и специалистов отсутствовали сомнения в личности Ефремова.

Особое место в процессе расследования занимала проверка обстоятельств и характера связи писателя с жителем Литвы Урбокайнисом (фамилия изменена), который по трофейным военным документам считался установленным участником с 1933 года фашистской литовской террористической организации. Оперативное подразделение очень настаивало на проверке данной версии. При обыске у Ефремова были изъяты письма Урбокайниса, содержащие непоследовательные, иногда нелогичные, местами надуманные повествования, замечания, изложения и выводы, которые оперативниками расценивались как возможно содержащие скрытые, зашифрованные тексты или специальные условности. По существу, до возбуждения уголовного дела оперативно отрабатывались всего две версии: а) возможно Ефремов не то лицо, за которое себя выдаёт; б) возможен преступный характер связи с бывшим членом фашистской организации. Дома у Урбокайниса также был проведён обыск, но никаких доказательств обнаружено не было.

Предъявленную на допросе свою почтовую переписку с Ефремовым Урбокайнис объяснил как бытовую, содержащую описания наблюдаемых в жизни и природе явлений, которые он пытался толковать по-своему и выносил на обсуждение с писателем, общение с которым ему импонировало, и он гордился получаемыми ответами. Личных встреч у них никогда не было.

Мы назначили по делу криптографическую экспертизу, на разрешение которой поставили, в частности, вопросы о наличии в тексте писем Урбокайниса к Ефремову шифрованных сообщений или условностей и их содержании. Эксперты отрицательно ответили на поставленные вопросы, так что и здесь была поставлена точка.

И, наконец, согласно заключению экспертов по медицинским документам Ефремова следовало, что с учётом его общего болезненного состояния резкое ухудшение самочувствия могло наступить в любое время и привести к смертельному исходу от острой сердечной недостаточности. Также было установлено, что при ухудшении здоровья Ефремова его жена 5 октября 1972 года в 4 часа 56 минут вызывала неотложную скорую помощь Центральной поликлиники Академии наук СССР. Выехавший по вызову дежурный врач в 5 часов 5 октября 1972 года констатировал смерть Ефремова.

Учитывая, что Ефремов И.А. умер естественной смертью, 4 марта 1974 года уголовное дело, возбуждённое по факту смерти Ефремова Ивана Антоновича, за отсутствием события преступления мною было прекращено. Сомнений в личности писателя не осталось.

Может последовать вопрос: а было ли «странное» и, возможно, отравленное письмо, от которого умер Ефремов? Да, Иван Антонович получил накануне смерти письмо, прочитал его. Но умер он в постели более чем через 12 часов после этого, а не через час, как утверждается в газетной публикации. Такой версии о причинах смерти при расследовании мы даже не выдвигали. Пусть это останется на совести авторов газетной «утки» 1992 года.

Следует отметить, что оперативную разработку писателя консультировал проживавший тогда в Москве знаменитый разведчик Ким Филби.

В результате — задолго до возбуждения уголовного дела проверка так называемой английской так называемой «разведывательной» составляющей в биографии Ивана Ефремова была прекращена как неосновательная. Здесь также своевременно была поставлена точка.

Как видит читатель по моему рассказу, невозможно сделать сенсации из жизни И.А. Ефремова. До этого дела я знал писателя по его книгам, в ходе следствия я увидел человека-глыбу, великого исследователя, мыслителя и творца. Когда я объявил его вдове, Таисии Иосифовне Ефремовой, стойко перенёсшей боль от утраты близкого человека и оскорбления подозрениями, о прекращении дела и возвращал все изъятые материалы, то просил сохранить неопубликованное, найти способ и возможное время их издания. На этой встрече Таисия Иосифовна подарила мне со своим автографом посвящённый ей только что вышедший из печати роман И.А. Ефремова «Таис Афинская», который я храню в домашней библиотеке. Вот что она написала: «Прочитав эту книгу, Вы ещё больше узнаете Ивана Антоновича — человека необычайной честности». Мы долго беседовали. Многое из сделанного на следствии, естественно, я ей сказать не мог, но старался убедить её в отсутствии у органов каких-либо претензий к покойному писателю. Не знаю, насколько она тогда поверила мне.

В ходе следствия я просмотрел поднятые из архивов несколько дел на Ивана Ефремова, заведённых на него органами НКВД в разное время. Дела тогда возникали быстро. Занимаясь наукой, он прикасался и к секретам государства. А что тогда не было секретом? Но во всех этих делах не было ни одного вывода о нарушении им закона. И здесь Иван Антонович остался также чистым в своих делах и поступках. Было дело о его изучении в целях вербовки в качестве секретного агента НКВД, но такой вербовки не состоялось. Отказался Иван Антонович быть осведомителем или сексотом, как было написано, из-за «отсутствия оперативных возможностей» для такой работы. Это был мужественный, но опасный для того времени поступок учёного. А ведь не арестовали, дали возможность работать, а может, потому что Ефремов стал тогда уже известным учёным и нужны были результаты его работы. Не стоит, кстати, забывать о его причастности к секретной разведке алмазных месторождений. Описанные в его романах такие месторождения расцениваются как предсказания, а в секретных отчётах того времени как реальные результаты геологических поисков и исследований.

Так закончилось расследование этого дела, в котором окончательная точка была нами всё же поставлена. Без сенсаций и шпионских страстей.

Владимир Каталиков, полковник в отставке

* * *