Об украинском патриотизме

«Вiдсутнiсть патрiотизму, на думку Лемка, — пишет Юзя, — нiбито в тому, що Україна нiколи не мала держави. Це те саме, що колись бовкнув i наш Татусько. Ну, вiн красний дiректар, мать-перемать, та й українцем по пашпорту став не так давно, я його навiть розумiю». (Здесь и далее в украинских цитатах сохранена орфография оригинала.)

[«Отсутствие патриотизма, по мнению Лемко, — пишет Юзя, — будто бы в том, что Украина никогда не имела государства. Это то самое, что когда-то брякнул и наш Татусько (имеется в виду президент Л.Кучма; само слово буквально можно перевести как «Папашка». — Л.С.). Ну, он красный директор, мать-перемать, да и украинцем по паспорту стал не так давно, я его даже понимаю».]

Опровергнуть же мнение И.Лемко с исторических позиций Юзя пытается следующим образом: «Але ж коли когось конче засвербiло в одному мiсцi, аби здивувати публiку, то чому б перед тим не зазирнути в iсторiю. Бо так виглядає, що i Київська i Галицько-Волинська держави державами не були. Хоча державами їх вважали навiть московськi iсторики». [«Но если кому-то уж очень зачесалось в одном месте, чтобы удивить публику, то почему бы перед тем не заглянуть в историю. Потому что так выглядит, что и Киевское и Галицко-Волынское государства государствами не были. Хотя государствами их считали даже московские историки».]

Несомненно, что и Древняя (Киевская) Русь, и Галицко-Волынское княжество государствами были. Но дело в том, что они не были государствами украинскими. Слово «Украина» не присутствовало в их названии, их подданные не называли себя украинцами и не осознавали свою принадлежность к украинской нации. Впрочем, понятия нации в современном его значении тогда вообще не существовало, и государственность связывалась прежде всего с правящей династией, а не с племенным составом населения. Русская (общерусская) государственность берет свое начало в Новгороде, в котором, согласно летописи, в 862 году начал править князь Рюрик. Преемник Рюрика, князь Олег, в 882 году перенес столицу в Киев, отчего Древнюю Русь впоследствии историки стали называть Киевской Русью. Древняя Русь, достигшая своего наибольшего расцвета как централизованное государство в период правления Ярослава Мудрого (1019-1054), территориально не совпадала с нынешней Украиной, занимая, кроме ее части, также территорию современной Белоруссии и часть современной Российской Федерации. Все это не позволяет ставить знак равенства между Древней Русью и Украиной.

Династия древнерусских князей Рюриковичей нашла свое продолжение в великих князьях, а затем в царях московских и всея Руси, тогда как ветвь этой же династии, правившая в Галицко-Волынском княжестве, угасла в XIV веке. Но галичане сохраняли память о своей исторической принадлежности к Руси, и когда Галичина после четырех столетий польского господства перешла в 1772 г. под власть Австрии, галичане называли свою землю Червонной Русью, а себя русинами. О том, что они живут в «Западной Украине» и являются «украинцами», они в те времена не имели ни малейшего понятия.

Юзя заявляет: «Нiсенiтницю про те, що слово “українцi” з’явилося тiльки напередоднi Першої свiтової давно i наполегливо розповсюджують московськi шовiнiсти». [«Ерунду про то, что слово “украинцы” появилось только накануне Первой мировой, давно и настойчиво распространяют московские шовинисты».]

И далее приводит цитату из опубликованного в журнале «Основа» в 1861 г. стихотворения П.Кулиша, в котором говорится о «сестрах-украинках».

Чтобы разобраться с вопросом о появлении и значении слова «украинцы», необходимо учесть, что еще в середине XIX века название «Украина» имело чисто географическое значение и относилось к району Поднепровья. К западу от Украины лежали Волынь и Подолия, чьи названия имели точно такое же географическое значение. Во второй половине XIX в. термин «Украина» стал распространяться на все южнорусские земли сторонниками так называемого украинофильского движения, которые таким образом хотели избавиться от нежелательных для них наименований, связанных со словом «Русь». Как раз украинофилы и выпускали журнал «Основа», имевший, кстати, подзаголовок «Южно-русский литературно-ученый вестник». Но в 1861 году даже в их кругу название «Украина» не считалось вполне подходящим для всех южнорусских земель. Н.И. Костомаров писал в статье «Две русские народности» («Основа», март 1861 г.):

«... Этих народных названий являлось много, и, правду сказать, ни одного не было вполне удовлетворительного, может быть потому, что сознание своенародности еще не вполне выработалось. В XVII веке являлись названия: Украина, Малороссия, Гетманщина, — названия эти невольно сделались теперь архаизмами, ибо ни то, ни другое, ни третье не обнимало сферы всего народа, а означало только местные и временные явления его истории».

Однако, поскольку ничего другого они не придумали, то решили все-таки использовать название «Украина». Конечно, процесс его распространения и усвоения в новом значении должен был занять определенное время и практически действительно растянулся до времен Первой мировой войны.

С учетом сказанного становится понятно, почему в произведениях Т.Шевченко нет слова «украинец», на что обращает внимание читателей И.Лемко: «Український пророк Тарас Шевченко в серединi дев’ятнадцятого столiття у своїх творах взагалi не згадує нiде жодного українця, чи українки. I у листах та щоденнику вiн нiби навмисне уникає слова “українець”...» [«Украинский пророк Тарас Шевченко в средине девятнадцатого столетия в своих произведениях вообще нигде не вспоминает ни одного украинца, или украинки. И в письмах, и в дневнике он как будто нарочно избегает слова “украинец”...»]

На эту фразу Юзя реагирует так:

«Ну це, блiн, вопше! Хiба анальфабетовi невiдомо, як прискiпливо цензурували Шевченка i як вiн писав, постiйно зважаючи на те, що в будь-який час можуть його писання взяти i переглянути. З тiєї власне причини щоденник був писаний по-московському».

[«Ну это, блин, вааще! Разве что безграмотному неизвестно, как тщательно цензуровали Шевченко и как он писал, постоянно учитывая то, что в любой момент могут его писания взять и просмотреть. По этой собственно причине дневник был писан по-московскому».]

Ну, дневник свой Т.Шевченко, во-первых, писал уже после окончания военной службы, где этот дневник могли бы взять и просмотреть; а во-вторых, писал его для себя, а не для печати, поэтому мог не оглядываться на цензуру. Между прочим, вопрос о том, на каком языке подданные империи писали свои личные дневники, вообще не входил в компетенцию цензурного ведомства.

Что же касается языка, на котором написаны сочинения Т.Шевченко, то М.Драгоманов, полемизируя с неким «добродием Вартовым», указывал:

«...Про Шевченка-ж замiтимо, що д.Вартовий переоцiнює єго лiтературний нацiоналiзм украiнский, бо Шевченко написав усi своi повiсти <... > по “москов¬скому” i також писав i свiй iнтимний “Дневник”. В Шевченка ще не було думки виробляти непремiнно самостоячу украiнску лiтературу; Шевченко вибирав для своiх писань мову, котра в кождому разi була для него лекшою або вiдпо¬вiднiщою. Думка, виробити зовсiм самостоячу лiтературу украiнску, пiзнiща вiд Шевченка i ще доси не опанувала всiма украiнолюбцями в Росii. Се факт, котрого не можна заперечити i котрого не слiд ховати вiд австрiйських Русинiв!»

[«... Про Шевченко же заметим, что д.Вартовый переоценивает его литературный национализм украинский, потому что Шевченко написал все свои повести <... > по “московскому” и так же писал и свой интимный “Дневник”. У Шевченко еще не было мысли вырабатывать непременно самостоятельную украинскую литературу; Шевченко выбирал для своих писаний язык, который в каждом случае был для него более легким или более соответствующим. Мысль выработать совершенно самостоятельную литературу украинскую появилась позднее Шевченко и еще до сих пор не овладела всеми украинолюбцами в России. Это факт, которого нельзя отрицать и который не следует скрывать от австрийских Русинов!»] (Драгоманов М. Листи на Надднiпрянску Украiну. Коломия, 1894. С.113.)

Обратим внимание, во-первых, на год издания (сама работа написана в 1893 г.), чтобы понять значение слов «до сих пор»; а во-вторых, на место издания — город Коломыя в австрийской Галиции, чтобы не возникало каких-либо мыслей о влиянии российской цензуры. Приведем в связи с этим следующие слова Юзи: «... на превелике щастя, Галичина була пiд Австрiєю, i тут тi ж самi схiдняки-українцi могли опублiкувати все, що заборонялося у них вдома». [«... на превеликое счастье, Галичина была под Австрией, и тут те же восточники-украинцы могли опубликовать все, что запрещалось у них дома».]

Встретив в статье И.Лемко цитату из «Зачарованной Десны» Александра Довженко, в которой, в частности, сказано: «Це орловськi, руськi люди» [«Это орловские, русские люди»], Юзя выдает такой пассаж:

«... I тiльки йолоп царя небесного може цю фразу розумiти буквально. Крiм того — де й коли хтось в Українi називав москаля “руським”?

В журналi “Основа”, який видавався в Українi у 1861-1862 рр. i був таки цензурою закритий, теж не зустрiнемо жодного випадку, аби москаля названо “руським”«.

[«... И только олух царя небесного может эту фразу понимать буквально. Кроме того — где и когда кто-то в Украине называл москаля “русским”?

В журнале “Основа”, который издавался в Украине в 1861-1862 гг. и был таки цензурой закрыт, так же не встретим ни одного случая, чтобы москаля называли “русским”«.]

Если бы Юзя действительно держал в руках журнал «Основа», то он знал бы, что этот журнал издавался не в Украине, а в Петербурге, ибо это указано на его обложке. Утверждение, что журнал «Основа» был закрыт цензурой, является вымыслом, потому что на самом деле «Основа» закрылась не по причине вмешательства цензуры, а из-за недостатка подписчиков.

Иван Франко в своей статье «Южнорусская литература», помещенной в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, отмечал: «Когда в 1861 г. украинцы начали издание собственного журнала “Основа”, он стал развивать не широкую и свободолюбивую программу Кирилло-Мефодиевского братства, а довольно тесную и для прогрессивных украинцев мало в то время интересную программу национального обособления Украйны <... >. Научный дилетантизм и политическое доктринерство Кулиша были, кажется, главной помехой успеху журнала <... > и вот журнал, на который вся Южная Русь возлагала большие надежды и который дал действительно много ценного, после двухлетнего существования прекратился не от злоключений, а от истощения сил».

Кроме того, если бы Юзя, заявляющий, что в журнале «Основа» ни разу «москаля» не называли «русским», потрудился заглянуть в этот журнал, то он нашел бы там, к примеру, статью Н.Костомарова «Ответ на выходки газеты (краковской) “Czas” и журнала “Revue Contemporaine”«, в которой автор обстоятельно опровергает выдумки о неславянском происхождении великороссов; или уже упомянутую статью «Две русские народности», где, говоря о различиях между южнороссами и великороссами, Н.Костомаров тем не менее считает и тех, и других русскими народностями и называет «прекурьезной новостью» мнение о том, что «Екатерина II, высочайшим повелением, даровала Московскому народу имя Русского и запретила ему употреблять древнее свое имя — Московитяне».

Далее речь заходит об украинском языке, но чтобы чрезмерно не растягивать данную статью, нам придется отложить языковую тему для отдельного рассмотрения, поскольку она весьма обширна. Кстати, у Юзи, посвятившего всю свою статью попыткам опровергнуть частные положения, высказанные в публикации И.Лемко, не осталось места для общих выводов по главному вопросу — об украинском патриотизме. Так что Юзина «аргументация», по сути свидетельствующая лишь о его собственной некомпетентности либо о заведомо недобросовестной подаче материала, в итоге ни к чему не ведет. Оказавшись неспособным противопоставить серьезные доводы по отдельным пунктам статьи, которую он взялся критиковать, Юзя вообще уклонился от заключительных выводов и в ближайших последующих номерах газеты «Поступ» к теме украинского патриотизма не возвращался.

Так в чем же все-таки кроются причины неудовлетворительного положения с украинским патриотизмом в современной Украине?

Основная проблема здесь заключается в том, что украинский патриотизм сейчас пытаются отождествить с украинским сепаратизмом, признавая настоящим украинским патриотом лишь того, кто одобряет политику, направленную на всемерное обособление Украины от Российской Федерации, украинцев от русских, кто выступает за устранение русского языка из всех сфер жизни, кто поддерживает раскольнические церковные группировки, кто готов содействовать всем противникам России и русских.

Однако в прошлые времена подобная политика никогда не встречала поддержки в основной массе украинского (южнорусского) населения, так что навязываемая ныне трактовка украинского патриотизма, олицетворяемого образами Мазепы или Петлюры, не имеет под собой никакой исторической почвы. И что более важно для наших современников, украинский сепаратизм, став наконец реальностью, проявил свою подлинную сущность, обернувшись истинным бедствием для большинства населения Украины, тем самым подтвердив правоту сторонников русского единства, безусловно отвергавших идею украинского сепаратизма в прошлые времена.

На протяжении столетий, до 1917 г., на Руси патриотизм — любовь к своему Отечеству — всегда был неразрывно связан с Православной верой и с преданностью Царю, что находило отражение в известном призыве: «За Веру, Царя и Отечество!» Причем это относилось не только к Великороссии, но и к Южной Руси. После того как на Переяславской Раде в 1654 г. было провозглашено: «волим под царя восточного православного», большинство южнорусского населения неизменно выступало против имевших место попыток части казацкой старшины оторвать Малую Русь от России. Участь гетманов Выговского и Мазепы является тому подтверждением.

Историк М.Драгоманов, говоря о монархическом идеале украинцев, делал вывод, который может показаться нынешним украинским «патриотам» поистине чудовищным: «Значить, коли хто хоче оздобляти патрiотiзм непремiнно iсторичними “святощами”, той мусить признати, що московский царiзм є й украiнска iсторична святощ i що через те старi украiнскi писателi, пишучi вiршi на честь царiзму, являлись зовсiм iсторичними патрiотами». [«Значит, если кто хочет оформлять патриотизм непременно историческими “святынями”, тот должен признать, что московский царизм есть и украинской исторической святыней и что поэтому старые украинские писатели, писавшие стихи в честь царизма, являлись совершенно историческими патриотами».]

В XIX в. побудить малороссов к отрыву от России старались поляки, поднимавшие против России восстания в 1830-1831 гг. и в 1863 г., но безуспешно. Как писал украинский историк Д.Дорошенко, ссылаясь на слова поляка Б.Познанского: «Як каже Познанський, супроти полякiв, супроти їхньої культури на Правобережжу, їхнiх полiтичних iдеалiв “стояв український селянин в його закостенiлому iсторичному типi, з укритою злобою проти своїх панiв-полякiв, з вiрою в iснування правди, уособленої в далекому образi «бiлого царя». Тiльки на нього покладав свою надiю український селянин, тiльки вiд нього сподiвався собi бажаної волi”«. [«Как говорит Познанский, против поляков, против их культуры на Правобережье, их политических идеалов “стоял украинский селянин в его закостенелом историческом типе, с укрытой злобой против своих панов-поляков, с верой в существование правды, воплощенной в далеком образе «белого царя». Только на него возлагал свою надежду украинский селянин, только от него ожидал для себя желанной воли”«.]

Когда в середине 70-х годов XIX века назревала война между Россией и Турцией, поляки в Галиции стали опять подумывать о восстании против России. Однако, как отмечал польский автор С.Киневич: «Львовские заговорщики бряцали сабельками и рвались на Варшаву, но не видели, что в случае столкновения значительную часть народа будут иметь против себя. Московская агитация на селе делала свое: хлопы волновались, угрожая, что с приходом “белого царя” вырежут всех поляков и жидов». И это говорится не о российских малороссах, а о галичанах, «благоденствовавших» под властью Австрии.

В начале XX века в России такая партия, как Союз русского народа, выступавшая с позиций единства русского народа и не делавшая различий между великороссами, малороссами и белорусами, имела наиболее крупные отделы в Киеве, Одессе и в Волынской губернии. И это неслучайно, ведь здесь русское (малорусское) население непосредственно сталкивалось с экономически и организационно более сильным польским и еврейским элементом.

Недаром сионистский деятель из Одессы Владимир Жаботинский жаловался в 1911 г.: «Край наш стал излюбленной ареной черносотенства, и подвизается у нас оно, особенно в городах и местечках, с солидным успехом. <... > Депутаты юга — главная опора реакции...»

Когда при встрече императора Николая II с членами Государственной думы в мае 1907 г. государь спросил депутата от Волынской губернии В.В. Шульгина: «Кажется, вы от Волынской губернии, — все правые? <... > Как это вам удалось?» — В.В. Шульгин ответил: «Нас, Ваше Величество, спаяли национальные чувства. У нас русское землевладение, и духовенство, и крестьянство шли все вместе как русские. На окраинах, Ваше Величество, национальные чувства сильнее, чем в центре...»

В дореволюционной России идея украинского сепаратизма не пользовалась успехом в народе, ибо в те времена существовало понимание того, что в случае отрыва Малороссии от России малороссы непременно окажутся под гнетом поляков и евреев. Еще в 1863 г. в письме, адресованном издателю львовского украинофильского журнала «Мета», которое было опубликовано в журнале «Вестник Юго-Западной и Западной России», выходившем в Киеве, было сказано, что в случае выигрыша поляками своего дела тем, кто позволил полякам сделать себя «орудием в деле расстройства единой самодержавной и православной России», предстоит обратиться «в разряд хлопов, или быдла, на котором поляки и их задушевные друзья — жиды <... > будут возить воду, песок, навоз, кирпич и другие тяжести».

И в начале XX века, когда идея украинского сепаратизма пропагандировалась не только из австро-польского очага, находившегося в Галиции, но и из революционного лагеря внутри России, русские патриоты предупреждали, что если замыслы врагов России, стремившихся отторгнуть Малороссию, осуществятся, то малороссы пострадают точно так же, а может быть и больше, чем великороссы.

Переворот 1917 года подорвал основы русской государственности. Пришедшие к власти большевики, возглавляемые преимущественно нерусским элементом, разрушили национальное единство русского народа, официально разделив его на три отдельных народа, и рассекли территорию России границами советских республик, наделенных правом свободного выхода из образованного в 1922 году Союза ССР, чем заложили основы для грядущего торжества сепаратизма, в том числе и украинского.

Если генерал А.И. Деникин в свое время отмечал, что «в сознании честных русских людей счастье Родины не может быть приобретаемо ценою ее расчленения», то к концу 1980-х годов большинство не только украинцев, но и русских (великороссов), прошедших процедуру коммунистического промывания мозгов, избавившую их от исторической памяти, готовы были поверить, что их жизненный уровень повысится, если они развалят на части свою Родину — СССР, то есть историческую Россию.

Нельзя не согласиться с И.Лемко, который пишет: «Новiтня iсторiя патрiотизму в Українi дуже специфiчна. Радянський “патрiотизм” березневого референдуму 1991 року перетворився до першого грудня на “нацiональний”. Цiкаво, де зараз тi дев’яносто з половиною вiдсоткiв українських патрiотiв? Як не прикро визнавати, але це був тодi здебiльшого “ковбасний” патрiотизм». [«Новейшая история патриотизма в Украине очень специфична. Советский “патриотизм” мартовского референдума 1991 года превратился до первого декабря в “национальный”. Интересно, где сейчас те девяносто с половиной процентов украинских патриотов? Как ни обидно признавать, но это был тогда большей частью “колбасный” патриотизм».]

Можно было обмануть людей, соблазнив их «колбасой» на сепаратистском крючке. Но когда население Украины попалось на этот крючок, то вскоре убедилось, что реально ему светит не «колбаса», не «бочка гетмана Полуботка», а перспектива обращения в «быдло», удел которого — таскать песок, кирпич и другие тяжести для евреев, поляков, а также чехов, греков, португальцев и т.п.

Таким образом, попытка строить украинский патриотизм на основе идеи украинского сепаратизма лишена исторических оснований, поскольку в прошлом украинский сепаратизм всегда служил орудием для достижения целей, не имевших ничего общего с интересами самого южнорусского населения. И эта главная сущность украинского сепаратизма осталась неизменной до наших дней, что теперь уже со всей убедительностью доказано на практике.

Если исторический аспект проблемы украинского патриотизма может быть неизвестен нашим современникам во всей полноте, то нынешнее положение Украины вполне очевидно, и едва ли следует удивляться, что оно не вызывает прилива патриотических чувств у населения. Знание же истории в этом отношении дает нам понимание глубоко закономерного, а не случайного характера катастрофы, постигшей Украину после воплощения в жизнь сепаратистской идеи.

Более чем сомнительно полагать, что основную массу населения Украины, которую усиленно стараются раскалывать по национальному, языковому, религиозному признаку, можно в то же время консолидировать на основе стремления этой массы к своему же вымиранию ради обогащения правящей верхушки, а также для обеспечения интересов стран, заинтересованных в проведении Украиной антироссийской политики.

И.Лемко, впрочем, не теряет надежды на то, что украинцы станут патриотами: «Держави i народи через великi труднощi створили нацiональне суспiльство, тому що дуже цього хотiли. I ми створимо, коли захочемо i лише тодi ми самi станемо патрiотами i в такому ж дусi будемо виховувати своїх дiтей, якщо через 20-30 рокiв буде кому виховувати». [«Государства и народы через большие трудности создали национальное общество, потому что очень этого хотели. И мы создадим, когда захотим и только тогда мы сами станем патриотами и в таком же духе будем воспитывать своих детей, если через 20-30 лет будет кому воспитывать».]

По этому поводу можно сказать, что если Украина и дальше будет двигаться нынешним курсом, то сделанное в конце последней фразы замечание является, несомненно, вполне уместным.