Борис Марцинкевич. Архитектура СП-2. Равноправное и взаимовыгодное сотрудничество

Как начинался первый Северный Поток.

Магистральный газопровод «Ямал — Европа» еще не был достроен, когда возникли практически одновременно еще несколько совместных проектов Газпрома и европейских компаний, по достоинству оценивших выгоду равноправного сотрудничества с российским государственным концерном. Но, прежде чем рассказывать о том, как к обоюдной выгоде увеличивалось присутствие Газпрома на газовом рынке Европы, напомним, что и Евросоюз в 90-е годы был совершенно не похож на тот, с которым Россия ведет дела в наши дни.

Все ли помнят, что на момент распада СССР Европейского союза просто не существовало? Договор о Европейском Союзе, который чаще называют Маастрихтским договором, был подписан 7 февраля 1992 года двенадцатью государствами, входившими в Европейское Экономическое Сообщество, а вступил в силу 1 ноября 1993 года. Когда мы вспоминали о первом этапе сотрудничества Газпрома и Wintershall, дочерней компании концерна BASF, мы говорили о том, что договоры с немецкой компанией подписывал советский концерн Газпром, а завершал их выполнение концерн уже российский. Но происходившие в России события были только частью политических преобразований, происходивших в бурные 90-е. Исчезновение с карты Европы государства ГДР, появление целой россыпи старо-новых государств — Российской Федерации, Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии, Украины, распад Совета Экономической Взаимопомощи и появление Европейского Союза. Бурное было десятилетие в политической жизни постсоветских государств, но и в Европе происходили события, которые ранее мало кому казались возможными.

Скандинавские корни «Северного потока»

В 1991-1992 годах заявки на вступление в ЕЭС подали четыре страны — Австрия, Норвегия, Финляндия и Швеция. Во всех прошли референдумы, после которых квартет превратился в трио — население Норвегии отказалось вступать в это экономическое объединение. Если в Австрии и в Швеции референдумы дали убедительный положительный ответ, то в Финляндии перевес сторонников ЕЭС был минимальным. Для финнов более тесное объединение с Европой было, в общем-то, вынужденным — стране, экспорт которой все послевоенное время был направлен в СССР, нужно было срочно искать новые рынки сбыта, по возможности без таможенных пошлин. Впрочем, в финские проблемы вникать не будем, нам интереснее то, что практически сразу после вступления в ЕС, которое состоялось в 1995 году, финская компания Neste вспомнила о проекте, разработкой которого она занималась в 80-е годы прошлого века совместно с шведской компанией Swedegas.

Интересный такой проект — северным европейцам показалось странным, что советский природный газ из-за «железного занавеса» по магистральным газопроводам поступал только в ФРГ и в Австрию. Но в 1986 году в Швеции сложилось мощное антигазовое лобби, упали мировые цены на нефть, и Swedegas отказался от дальнейшей разработки бизнес-проекта. В 1997 году компания Neste Oyj, после переговоров с Газпромом, создала с ним совместное предприятие North Transgas Oy (NTG), в 1998 году финский партнер сменился на Fortum Corporation, которая была создана в результате слияния Neste и энергетического концерна Imatran Voima. Несмотря на это слияние, цели NTG не менялись — материнские компании заказали ей изучение возможностей транспортировки российского природного газа в Европу по суше и по морю и разработку технико-экономического обоснования.

Напомним, что в декабре 1997 года был подписан Киотский протокол — предтеча Парижского соглашения по климату, основной целью которого было сокращение парниковых газов, то есть NTG сразу же оказалась в тренде. Киотский протокол, Парижское соглашение — концепции достаточно спорные, далеко не все ученые согласны с мнением о значимости вклада человеческой деятельности в глобальное потепление климата, да и с последним далеко не все однозначно. Но это пусть ученые спорят, а мы можем уверенно констатировать — Киотский протокол во многом способствовал тому, что на первых этапах проект North European Gas Pipeline, который позже сменил название на такое привычное нашему уху Nord Stream (Северный Поток), был принят Евросоюзом просто «на ура». Была для этого и еще одна причина: в 1996 году Россия в числе прочих стран подписала Договор к Энергетической Хартии Европы, до полного подчинения интересов страны постепенно нараставшему диктату западных партнеров оставался всего один шаг — ратификация этого документа Государственной Думой и Советом Федерации.



В 1998 году NTG действовала чрезвычайно энергично — было обследовано около 4’000 км возможных трасс в акватории Балтийского моря, в Финском и Ботническом заливах, для лабораторных исследований было собрано более ста проб грунта морского дна. В результате было предложено сразу три маршрута:

• Россия—Финляндия—Швеция и морской участок в 363 км до Германии;
• сухопутный маршрут из России в Финляндию до побережья и по дну Балтийского моря до Германии с ответвлением на Швецию;
• по морскому дну из России в Германию с ответвлениями в Финляндию и в Швецию.

Возможен был еще и вариант №4 — из России через территорию стран Прибалтики в Польшу и далее в Германию, который был наиболее симпатичен Газпрому с его огромным опытом строительства наземных магистралей и отсутствием такового по морю. Однако политики стран Прибалтики в блистательном стиле доказали, что их экономическое благополучие и благосостояние собственных стран вообще не интересует — антироссийские настроения, оказывается, стоят того, чтобы отказаться от участия в проекте, который поддерживало тогдашнее руководство Еврокомиссии, который многие годы мог бы приносить стабильную прибыль для транзитных стран. Но такое понимание самостоятельности и суверенности — проблема Эстонии, Латвии и Литвы, а Россия на этом только выиграла. Нет у Северного потока ни расходов на транзит, ни политических рисков — вы только представьте себе, что бы происходило вокруг второй очереди этого магистрального газопровода, если бы он проходил по Прибалтике и Польше. Представили? Вот и давайте искренне поблагодарим «балтийских тигров» за то, что их русофобия настолько стабильна.

На другой стороне Евразии

Но Газпром не был бы Газпромом, если бы планировал только один проект. В 1997 году было подписано межправительственное соглашение с Турцией о строительстве Голубого потока, которому было суждено стать первым для России магистральным газопроводом с морским участком. В 1998 году начались геологические изыскания и переговоры Газпрома и Wintershall о возможности совместной разработки Ачимовских отложений Уренгойского месторождения, расположенных на границе Сургутского и Нижневартовского районов Ханты-Мансийского автономного округа. Добычу газа и нефти тут ведут несколько компаний, на лицензионных участках Газпрома запасы Ачимовских отложений содержат более 1 триллиона кубометров газа и 400 млн тонн газового конденсата. Конечно, для немецкой компании такие цифры совершенно непривычны, она в Европе разрабатывала в сотни раз меньшие по объему месторождения, для нее предложение поучаствовать в таком проекте не могло не показаться крайне перспективным. Но и Газпрому участие немецких специалистов крайне выгодно — общими усилиями доработать имеющиеся у них технологии можно было значительно быстрее, да и надежд на успех больше.


Район Ачимовских отложений, Фото: gesrv.ru

Ачимовские отложения — это глубины около 4’000 метров, это аномально высокое давление в пластах (до 600 атмосфер), это тяжелые парафины и многофазное состояние газовых запасов. По российской классификации это месторождение относится к ТРИЗ — трудноизвлекаемым запасам, так что научных, исследовательских работ предстояло провести не просто много, а очень много. А у Wintershall опыт работы вот с такими сложными месторождениями имелся — работая с небольшими месторождениями на территории Германии и Европы, они сталкивались с подобными проблемами, потому имели хороший задел. Переговоры и совместные размышления профессионалов двух компаний, как же с технологической точки зрения подступиться к этой подземной кладовой, шли без суеты, изыскания проводились с такой же тщательностью, как и выполнялась работа специалистов NTG в Балтийском море и на севере Европы.

От North Transgas Oy к Nord Stream AG

Сухопутный шведский вариант отпал по двум причинам. Общественный настрой в Швеции — тут были уверены, что у них в стране настолько много ГЭС и АЭС, что газ им просто не требуется. Технические специалисты NTG тоже восторга не испытывали — скалистые грунты Швеции, где из-за экологических требований пришлось бы делать заглубленным, потребовали бы совершенно невероятных затрат. В 1999 году был сделан окончательный выбор — газовую магистраль со всех точек зрения выгоднее всего вести через Балтийское море.

В 2000 году произошли еще два события, которые, не будучи связаны друг с другом, тем не менее, наложились одно на другое: в России прошли президентские выборы, а Fortum заявил, что у него изменились приоритеты и стратегия собственного развития — компания считает более перспективным развитие безуглеродной энергетики. Связи, казалось бы, никакой, но новый президент России, как выяснилось, умел и умеет выстраивать отношения с немецкими политиками, во главе которых тогда стоял канцлер и будущий руководитель компаний Nord Stream AG и Nord Stream 2 AG Герхард Шредер.



Конечно, мы не претендуем на знание личных настроений и предпочтений господина Шредера, но есть подозрение, что вести переговоры с новым главой Газпрома Алексеем Миллером ему было по-человечески приятно... Так или иначе, но в 2003 году в России было зарегистрировано совместное предприятие «Ачимгаз», участниками которого на паритетных началах стали ООО «Уренгойгазпром» и Wintershall Holding AG, а финские компаньоны NTG получили согласие Газпрома на сделку по выкупу всего пакета акций, принадлежавших Fortum. Уже с 2001 года велись переговоры новых руководителей России и Газпрома сразу с двумя немецкими компаниями — Wintershall и Ruhrgas. В Ruhrgas уже верно оценивали, что строительство «Ямал-Европа», пусть и с задержками, но будет завершено, после чего объемы поставок российского газа в Германию у них и у Wintershall станут сопоставимы, а намечавшееся перспективы «Ачимгаза» окончательно докажут, что das Duell der Gazowiki привела к тому, что BASF, как минимум, вышел в ту же весовую категорию, что и они, ветераны газовых магистралей и короли немецкого газового рынка.

В 2001 году Газпром выкупил у Fortum все акции в NTG, рассчитавшись с финскими партнерами за все их вложения в исследования и разработку технико-экономического обоснования проекта «Северного потока». В 2003 году, когда создание «Ачимгаза» было оформлено юридически, немецкие антимонопольные органы разрешили сделку по покупке концерном E.ON компании Ruhrgas. Объединенная компания какое-то время носила название E.ON Ruhrgas, и именно под ним немецкая компания в августе 2006 года стала соучредителем швейцарской компании North European Gas Pipeline, которая вскоре стала носить такое привычное теперь название Nord Stream AG. Первоначальное распределение акций в Nord Stream AG выглядело просто — 51% акций у Газпрома, по 24,5% акций — у E.ON Ruhrgas и у Wintershall, но на этом круг европейских компаний, напрямую заинтересованных в строительстве морского МГП, не исчерпывался.

Новый участник проекта — Голландия

Давайте еще раз посмотрим на карту сети магистральных газопроводов, находившихся после окончания их строительства под операционным управлением Wingas к моменту начала строительства «Северного потока».



В 1999 году ПХГ «Реден» было расширено до 4,7 млрд кубометров активного хранения, после чего MIDAL был продлен на северо-запад до города Эмден. Сделано это было с дальним прицелом — о том, что в этой местности имеются мощные подземные залежи каменной соли, геологи знали достаточно давно. Каменная соль — идеальный материал для хранения газа из-за двух своих свойств. Одно общеизвестно — соль легко растворяется в воде, что позволяет вымывать каверны для хранения газа. Второе свойство каменной соли — ее пластичность, что позволяет ей ликвидировать любые трещины и щели, обеспечивая полную герметичность хранения газа.

И все это счастье газовых дел мастеров расположено практически на границе с Нидерландами, где уже в те годы прекрасно понимали, что перспективы у уникального месторождения Гронинген просты и незатейливы — до его полной выработки оставались считанные годы. Переговоры об участии в проекте «Северного потока» голландской компании-оператора газотранспортной сети N.V. Nedrerlandse Gasunie не были долгими: в ноябре 2007 года Gasuine подписала соглашение о вхождении в состав акционеров, а через полгода сделка была закрыта — Wintershall и E.ON Ruhrgas продали голландцам по 4,5% акций в Nord Stream AG, одновременно Газпром стал владельцем 9% акций в морском МГП BBL — интерконнекторе, который связывает Голландию и Англию.

Обратим ваше внимание на то, что в то время ЕС не только не сопротивлялся наращиванию присутствия России на европейском газовом рынке, в 2006 году Еврокомиссия включила газопровод через Балтику в Директиву о трансъевропейских энергетических сетях, ТЕН-Е, что придало дополнительный импульс изысканиям. Звучит непривычно для наших дней, но тогда ЕК действительно не боялась калькулятора и еще не так сильно прислушивалась к заокеанскому партнеру. В 1997 году страны ЕС и кандидаты на вступление в него потребили 439 млрд кубометров природного газа при собственной добыче в объеме 246 млрд кубометров, а эксперты-геологи высказались коротко: появление новых источников газа в пределах ЕС не ожидается.

Подземные газовые кладовые Европы

Больше всего похоже, что Gasuine рассчитывала вот таким способом начать куда как более масштабное сотрудничество с Газпромом. Немецкое подразделение голландской компании, Gasuine Deutchland стало владельцем 20% в МГП NEL (остальными акциями владеют NEL Gastransport GmbH — 51%, бельгийский Fluxys — 19% и E.ON RWE — 10%), маршрут которого до ПХГ «Реден» имеет длину 455 км, с 2013 года NEL вышел на проектную мощность транспортировки 20 млрд кубометров газа в год. Посмотрите еще раз на карту — совсем рядом с границей Голландии не только ПХГ «Реден», там же в те годы началось строительство двух «соляных» ПХГ — «Йемгум» и «Этцель», активные объемы которых будут доведены до 1 млрд кубометров. Одно стратегическое ПХГ и два меньших по объемам, но зато более маневренных — заполнение и извлечение газа из подземных пустотных каверн происходит намного быстрее, чем те же операции в ПХГ, создаваемых на месте бывших месторождений. Мало того — в Голландии неподалеку от границы с Германией, возле города Алкмаар имелось истощенное газовое месторождение «Бергермеер», и специалисты Gasuine, изучив опыт строительства ПХГ «Реден», сделали Газпрому предложение, от которого тот и не думал отказываться — ПХГ на территории Европы лишними не бывают.

Но о монополии Газпрома речи не шло — объект серьезный, инвестиции предстояли немалые, а российский концерн, напомним, в это время вел строительство МГП «Ямал — Европа» и «Голубой поток». Месторасположение будущего ПХГ «Бергермеер» очень удачное — в непосредственной близости от таких европейских хабов, как TTF, NBP и Zeebrugge, существовала возможность поставлять и норвежский природный газ, имеющий сходный с российским химический состав. В 2008 году был создан консорциум, реализовавший в 2015 году проект этого ПХГ: голландские Energie Beheer Nederland и Dyas, Petro-Canada и голландское подразделение национальной энергетической компании ОАЭ Abu Dhabi National Energy Company (TAQA). По мере реализации проекта состав консорциума менялся, сейчас оператору ПХГ, компании TAQA, принадлежит 60%, голландской государственной компании EBN — 40%. Активный объем ПХГ «Бергермеер» составляет 4,1 млрд кубометров, долевого участия Газпрома в нем нет, однако именно российский концерн обеспечил закачку буферного газа — в обмен на долгосрочную аренду 1,9 кубометров активного объема. Заметим, что соглашение по проекту «Бергермеер» и договор об учреждении консорциума были разработаны до 6 июля 2009 года — дня, когда Россия официально вышла из Энергетической Хартии Европы и момента, когда отношения Евросоюза и России претерпели самые кардинальные изменения.

Месторождения Уренгоя и акции европейских компаний

2007 год вывел сотрудничество Газпрома и Wintershall на очередной уровень. Компании начали разработку проектов МГП NEL и ОРАL, сухопутных продолжений «Северного потока», было изменено распределение акционерного капитала в Wingas — доля Газпрома в этой компании увеличилась с 35% до 49,9%, а в Ямало-Ненецком автономном округе дочерняя компания Газпрома «Севернефтегазпром» ввела в эксплуатацию Южно-Русское месторождение, которое стало одним из ресурсных источников для «Северного потока». Поскольку строительство установок и создание инфраструктуры для разработки этого месторождения Газпром и Wintershall вели совместно с 2004 года, оставалось только оформить вхождение немецкой компании в акционерный капитал, что в том же 2007 году и было сделано. На долю Wintershall приходится 25% акций минус 1 акция, а в связи тем, что компания является еще и оператором месторождения, она получает еще 10% в экономическом результате добычи газа. E.ON Ruhrgas в состав акционеров «Севернефтегазпрома» вошла на пару лет позже — ей тоже принадлежало 25% акций минус 1 акция. В 2016 году E.ON передала акции своей новой структурной единице — компании Uniper, которая в 2017 продала эти 24,99% акций за 1,719 млрд евро австрийскому концерну OMV. Общий объем извлекаемых запасов газа в Южно-Русском месторождении сейчас оценивается в 1 трлн кубометров, с 2012 года добыча вышла на плановый уровень в 25 млрд кубометров ежегодно.



По составу акционеров МГП NEL можно увидеть, компании каких стран заинтересованы в его функционировании — кроме России и Германии, «в деле» Нидерланды и Бельгия. Причины тоже вполне очевидны — в связи с падением добычи газа в Северном море и предстоящим прекращением добычи на Гронингене главные газовые снабженцы этих стран намерены перестраховаться за счет поставок российского газа. Если с первого взгляда не очевидно присутствие в NEL Газпрома и Wintershall, то тут ничего сложного — NEL Gastransport GmbH принадлежит компании WIGA Transport Beteiligungs Gmbh &Co. KG, а вот эта компания на паритетных началах принадлежит Газпрому и Wintershall. Замысловато? Ничего не поделать — таковы европейские традиции, таковы результаты борьбы с антимонопольным законодательством. Собственников у NEL много, но оператором является NEL Gastransport GmbH, что, в переводе на язык здравого смысла, означает, что Газпром и Wintershall при соучастии E.ON как материнской компании Uniper контролируют не только морской МГП «Северный поток», но и его сухопутное продолжение, по которому российский газ поступает не только на север Германии, но и на рынки Голландии и Бельгии. Соглашение о строительстве NEL его участники заключили в 2008 году — опять же до выхода России из Энергетической Хартии Европы и до введения в силу Третьего энергопакета (ТЭП). До этого момента было заключено соглашение и по строительству еще одного МГП — OPAL, еще одно сухопутное продолжение «Северного потока» мощностью 35 млрд кубометров газа в год, которое соединяет побережье с границей Чехии, в этом проекте всего два участника: WIGA Transport Beteiligungs Gmbh &Co. KG с 80% и E.ON с 20% создали совместное предприятие OPAL Transport Gmbh &Co. KG.

Да, обязательная ремарка для всех тех, кого раздражают труднопроизносимые аббревиатуры, кто предпочитает полные названия, которые так приятно декламировать вслух. Ужасное NEL — это Netzbetreibberin Nordeuropaischen Erdgasleirtung, зубодробительный OPAL — это Ostsee-Pipeline-Anbindungsleitung.

И самое последнее изменение, успевшее буквально проскочить перед введением ТЭП — вхождение в состав акционеров Nord Stream AG пятого участника, французской компании, которая тогда называлась GDF SUEZ SA, а после ребрендинга Engie. ТЭП был опубликован в конце 2009 года, но Еврокомиссия дала государствам-членам ЕС полтора года на имплементацию его положений в национальные законодательства. 20 июня 2010 была реализована сделка, прошедшая по той же схеме, что и с Gasuine 8 ноября 2007 года: E.ON Ruhrgas и Wintershall продали по 4,5% своих акций.

Окончательный состав акционеров Nord Stream AG выглядит следующим образом: контрольный пакет в 51% акций у Газпрома, по 15,5% у E.ON Ruhrgas и у Wintershall и по 9% у Gasuine и у Engie. Окончательный маршрут «Северного потока» потребовал массы согласований с органами ЕС, восьми европейских государств Балтики и России, поэтому церемония начала строительства прошла только 9 апреля 2010 года.

Развитие «Северного потока» и развитие ЕС — синхронизация

«Северный поток» — это не только самый длинный в мире морской магистральный газопровод самой большой мощности. История реализации этого проекта — наглядное, материальное и даже металлическое свидетельство того, как менялся Европейский Союз, как менялись его взаимоотношения с Россией. В 1997 году, когда по инициативе финской компании Neste была начата проработка возможных маршрутов, ЕС только-только «родился», став продолжением эволюционного развития Европейского Экономического Сообщества, 15 государств-членов, причем Австрия, Финляндия и Швеция вступили всего за пару лет до этого. В ЕС действует Второй энергопакет, значительно менее жесткий и более близкий к здравому смыслу, чем ТЭП, что и позволило Еврокомиссии включить «Северный поток» в Директиву о трансъевропейских энергетических сетях как стратегический инфраструктурный объект, имеющий положительное значение для всего ЕС.

Кстати, именно этот момент, который только кажется бюрократическим крючкотворством, обеспечил Nord Stream AG возможность получить кредиты в европейских банках, что произошло в 2008 году, когда в Европе и в мире бушевал экономический кризис со всеми его многочисленными банкротствами крупнейших финансовых структур. Директива дала возможность получить гарантии от государственных экспортных агентств, гарантии в разы облегчили переговоры с банкирами, еврочиновники помогали Nord Stream AG при согласовании всех нюансов с экологами, с государственными и прочими надзирающими органами. Сейчас эти воспоминания кажутся совершенно фантастическими, но все эти события имели место быть, несмотря на то, что в 2004 году в ЕС были разом приняты сразу 10 новых государств, часть из которых — вассалы скорее Вашингтона, чем Брюсселя.



До 2009 года, до выхода России из Энергетической Хартии Европы, Европа была, скажем так, сама собой — минимум эмоций, максимум прагматизма. Спрос на газ растет, добыча на собственной территории падает — значит, для энергообеспеченности и энергобезопасности, для стабильной работы химической отрасли необходимо заранее позаботиться о необходимости увеличить импорт. Если такая возможность есть за счет развития сотрудничества с десятилетиями проверенным партнером, доказавшим свою стабильность и предсказуемость — вообще прекрасно, надо брать, по возможности оказывая помощь в реализации проекта. Посмотрите еще раз на количество стран, чьи компании участвовали в проекте «Северного потока». Финляндия, Германия, Нидерланды, Франция, в сухопутных продолжениях оказались заинтересованы Бельгия и Чехия, и даже туманный Альбион, который последние пару лет стал совсем туманным, был вполне доволен возможностью получать по 2 млрд кубометров российского газа ежегодно. Проект оказался выгоден многим, проигравших не наблюдалось и среди игроков европейского экономического рынка не наблюдается — по той причине, что было согласие с принципом, выдвинутым Россией: сотрудничество должно быть равноправным, это гарантирует обоюдную выгоду.

Энергетическая Хартия Европы и Третий энергопакет

Но в Европе и тогда были два течения — европоцентричное и глобалистско-атлантическое. В 2009 году в Европе прошли новые выборы в Европарламент, были избраны новые члены Европейской Комиссии — условного «правительства ЕС». Если посмотреть на новые тренды в энергетической политике ЕС с этого момента, то кардинальные перемены, произошедшие именно тогда, достаточно очевидны. До 2009 года основной задачей ЕК была устойчивая энергия, под которой подразумевалась, прежде всего, гарантированная энергообеспеченность стран ЕС как гарантия энергобезопасности, что при падающих объемах собственной добычи энергетических ресурсов означало максимально возможное развитие проектов, обеспечивающих их стабильное поступление извне.

С 2009 года приоритетом была заявлена конкуретоспособность, что мы и вынуждены были наблюдать — в том варианте, в котором его понимала и понимает глобалистская часть Европы. Навязываемая конкуренция цен газа по долгосрочным контрактам со спотовыми ценами, попытки развивать на территории Европы добычу сланцевого газа, попытки заставить конкурировать между собой поставщиков трубного газа и поставщиков СПГ, массированные государственные субсидии и всевозможные преференции ВИЭ-энергетике и так далее. Нагляднее всего изменение энергетической политики ЕС очевидно на примерах «убитого» проекта Южного потока и на многолетних попытках реализовать проект магистрального газопровода «Набукко», который был прекращен по причине экономической несостоятельности. За 10 лет работы двух составов Еврокомиссии самостоятельно она не смогла реализовать ни одного собственного проекта, а новые масштабные российско-европейские проекты реализуются не благодаря, а вопреки ее действиям.



«Набукко» — не получилось, магистраль из Катара через территорию Сирии — не сложилось, массированные поставки СПГ из того же Катара — не разложилось по ценам, сланцевая добыча — не удалось «продавить» население Европы, попытки многократно увеличить энергосбережение тоже не удались, попытки развивать прерывистую альтернативную энергетику (именно так профессионалы энергетической отрасли именуют ветровую и солнечную энергетику) в пику традиционной тоже терпят фиаско.

Запад есть Запад, Восток есть Восток

Изменится ли энергетическая политика ЕС и Еврокомиссии после новых выборов в Европарламент, которые пройдут 26 мая 2019 года, мы увидим достаточно скоро, но вариантов всего два. ЕС может продолжать сегодняшнюю линию, которая неизбежно приводит к одному и тому же результату — «Ну, не смогла я, не смогла». Европа может вернуться к здравому смыслу, к осознанию очевидных фактов — собственная добыча энергетических ресурсов продолжает сокращаться, отказ от угольной и атомной генерации энергии неизбежно приводит к росту спроса на природный газ, поставки которого по разумным ценам способна обеспечить только Россия.

Выбор предстоит делать самой Европе, нам остается только наблюдать. Почему результаты выбора важны для нас? Экспорт энергоресурсов с 60-х годов прошлого века из СССР и теперь из России шел и идет на самый платежеспособный в мире рынок, десятилетиями шли инвестиции в газотранспортную инфраструктуру. Это не хорошо и не плохо, это просто факт — на рубеже 60-х и 70-х годов ХХ века никто и вообразить не мог, что газ и нефть нужно поставлять в нищие страны Юго-Восточной Азии, в экономическом отделе ЦК КПСС не было человека по фамилии Нострадамус. Развернуть экспорт энергоресурсов на Восток в мгновение ока невозможно, предстоящий в конце 2019 года запуск МГП «Силы Сибири-1» станет только первым реализованным проектом, но даже с выходом этой магистрали на полную мощность соотношение западного и восточного направлений экспорта останется несопоставимым — 38 млрд кубометров газа в год «направо по карте» и 200 млрд кубометров в год «налево по карте».



Уже состоявшая реализация проекта «Ямал-СПГ» и намеченный проект «Арктик СПГ-2» — это проекты частной компании НОВАТЭК, бюджетные поступления в результате экспорта СПГ многократно ниже поступлений от европейского экспорта Газпрома. Проект Азиатского энергокольца все так же остается только проектом, реально можно надеяться только на результаты разработки энергомостов Россия — Азербайджан — Иран и Россия — Грузия — Армения — Иран, технико-экономические обоснования которых должны появиться уже до конца 2019 года. Государственная дорожная карта развития нефтегазопереработки в России появилась всего неделю назад, угольная отрасль, последние годы демонстрирующая стабильно быстрый рост — целиком частная. Конечно, Росатом добился очень серьезного успеха, заняв две трети мирового рынка реакторостроения, но строительство АЭС занимает не менее пяти лет. Следовательно, газовый рынок Европы все так же представляет для России стратегический интерес — государственный бюджет должен пополняться ежегодно и ежечасно, такова уж проза жизни, и вклад в него от экспорта энергетических ресурсов при нынешних темпах роста ВВП России еще долгое время будет иметь весьма большое значение.

Вывод прост — анализировать, изучать тенденции, имеющиеся в ЕС нам предстоит еще достаточно долго. Объективные обстоятельства дают основания для оптимизма, но, надеясь на лучший вариант, нужно трезво оценивать и вероятность пессимистичного развития событий. Сейчас идет реализация двух европейских проектов Газпрома — «Северный поток-2» и «Турецкий поток», при этом прокладка труб и строительство компрессорных станций не будут означать их завершения, не менее важна организация стабильной торговли природным газом, который будет по ним поступать. Насколько это может оказаться сложно, какими могут быть проблемы, какие варианты их преодоления имеются в арсенале компании «Газпром Экспорт»? Часть ответов на эти вопросы можно получить, если внимательно проанализировать события вокруг «Северного потока», происходившие с начала 2011 года. Известны противники проекта и арсенал действий в их распоряжении, известны союзники и их возможности, известны и результаты «боевых действий». Остается просто вспомнить, как и что происходило — тогда можно будет сделать более обоснованные предположения о перспективах «Северного потока-2» и «Турецкого потока», как и о том, будут ли эти два проекта последними на европейском направлении.

Немецкие партнеры Газпрома

Есть ли уверенность в том, что участники реализации проекта «Северный поток-2» останутся в строю, не выйдут ли они из него? Давайте снова не о государствах, а о европейских компаниях, весной 2017-го года подписавших соглашение о финансировании строительства. Конечно, не очень красиво заглядывать в чужие карманы, но можно очень приблизительно прикинуть, как выглядит бизнес-проект «Северный поток» для компании Wintershall. Добывая на двух месторождениях в России около 12 млрд кубометров газа в год, немецкая компания отправляет их в магистральную сеть Газпрома, рассчитываясь с ним за транспортировку до берега Финского залива. Приходится платить и за использование мощностей «Северного потока», но при этом Wintershall, являясь акционером Nord Stream AG, в виде дивидендов получает 15,5% за транспортировку 43 млрд кубометров газа. Вряд ли мы сильно ошибемся, если предположим, что в сухопутные продолжения «Северного потока» эти «немецкие» 12 млрд кубометров поступает практически по себестоимости плюс налоги, которые российские совместные предприятия платят в российский бюджет. Похожая картина и при использовании МГП на территории Европы — Wintershall является совладельцем OPAL и NEL, сухопутных продолжений «Северного потока» и совладельцем всех магистралей, о которых мы рассказали в одной из предыдущих статей цикла “Архитектура Северного потока 2”. С учетом стоимости природного газа для конечных потребителей в Европе вывод очевиден — участие Wintershall в проектах и «Северного потока», и «Северного потока-2» весьма выгодно.



Можно ли при этом считать, что Uniper, у которой не осталось добычных проектов в России, находится в менее выигрышном положении? Нет, нельзя — нужно помнить, что эта компания «сама себе» конечный потребитель, российский газ обеспечивает работу принадлежащим Uniper электростанциям. Вопросы, касающиеся отношения этих компаний к реализации проекта «Северного потока-2», становятся риторическими. Являются ли Uniper и Wintershall противниками этого проекта? Откажутся ли они от реализации проекта, под давлением внешней силы, поддерживаемом частью стран ЕС? Находятся ли они в восторге от того, что политика, проводимая нынешним составом Еврокомиссии, может вредить строительству «Северного потока-2»? Таких вопросов можно придумать много, ответ все равно будет один и тот же: нет, нет и еще раз нет.

И точно такой же ответ стоит дать и на вопрос «были ли проекты по добыче газа из российских месторождений последними из того, что Россия и Газпром могли им предложить?» Сотрудничество с Газпромом выгодно немецким компаниям, сотрудничество с немецкими компаниями выгодно Газпрому, и все, что требуется для продолжения этого сотрудничества — соблюдение постулируемого Россией принципа «Сотрудничество должно быть равноправным, только тогда оно будет взаимовыгодным». То, что соблюдение этого принципа возможно, подтверждает история реализации первого «Северного потока», которую мы и постараемся вспомнить.

Борис Марцинкевич

* * *