Выбор редакции
Лента новостей
Свет в океане туманного мрака: Россия мировой моральный ориентир
23.08
В Москве представили российский электроседан
04.08
Пётр Акопов: Запад не знает, зачем ему война с Россией
28.06
Санкции обрекают киевских путчистов на военное поражение
06.05
Геноцид - геополитический инструмент Запада
14.04
Русские войска применяют Starlink Илона Маска: хорошо, но как временное решение
11.02
Указания США на демонтаж остатков украинской государственности
01.10
Неконтролируемый обвал рождаемости в бывшей Украине
26.09
12 Sep 2018, 18:01Культура
Уроки катастрофы армян в ХХ веке: католикос Хримян и национальный эгоизм
Католикос Мкртич Хримян (Хримян Айрик)
12 июня 2018 года на русской версии армянского сайта «Аравот» была опубликована статья Аршалуйса Зурабяна под названием «12 июня 1903 года: 115 лет назад Российская империя конфисковала имущество Армянской церкви и запретила армянские школы».
Означенная статья продемонстрировала, что в продолжающейся борьбе вокруг современной геополитической ориентации Армении в армянском информационном пространстве используются исторические сюжеты антироссийской направленности столетней давности. Перспективе современного участия Армении в Евразийском союзе противопоставляется тема «национально-освободительного движения» армян против Российской империи, против «национального угнетения», против «русификации».
Более ста лет назад, в эпоху первой русской революции, именно армянские революционные националисты, ориентированные на Европу с ее ценностями, стали главной подрывной силой против власти русского царя в Закавказье. Кавказский наместник докладывал царю: «Опаснее всех других организаций — армянский революционный комитет, успевший террором запугать не только часть населения, но, что всего печальнее, большую часть администрации».
По позднейшим признаниям охранки, в 1903— 1905 годах практически все армяне сочувствовали партии армянских революционных националистов «Дашнакцутюн». В 1905 году некто генерал-лейтенант Фадеев докладывал кавказскому наместнику: «Войска все крайне восстановлены против армян. Ходатайствую слухам частных источников не давать веры». Армии приходилось охранять границу с Турецией от прорыва курдских и армянских шаек, стремившихся устроить на российской стороне этнические чистки местным российским армянам и мусульманам. Все это было. Все это правда.
Именно тогда — в ходе Первой русской революции власти Российской империи столкнулись с сепаратистскими устремлениями армянских революционных националистов, использовавших тактику антигосударственного террора и провоцирования массовых беспорядков. В этом отношении, как теперь можно судить с высоты исторической перспективы, конфликт имел самые негативные последствия для судеб армянского народа в ХХ веке.
Открытый конфликт вокруг «армянского вопроса» в Российской империи начался с трений с армянскими церковниками. И это, несмотря на то, что Армяно-Григорианская церковь в системе конфессионального управления в Российской империи получила самое привилегированное положение, не сравнимое с положением прочих христианских конфессий, включая и господствующую православную.
Постоянные скрытые размолвки с властями из-за мелочного политиканства армянских патриархов-католикосов и неисполнения ими законов Российской империи в итоге завершились в 1903 году крупнейшим открытым политическим конфликтом.
Поводом к нему стала попытка российских властей взять под государственный контроль имущество Армяно-Григорианской церкви, частично использовавшееся ее церковниками на нужды армянской национальной революции в Османской империи и на подрывную антиправительственную деятельность в России.
Парадоксом ситуации стало то, что руководство Армяно-Григорианской церкви, которая, казалось бы, должна была играть консервативную роль в обществе, заключило союз с партиями армянских революционных националистов — «Гнчак» и «Дашнакцутюн», которые после этого прибегли к открытому террору против русских властей.
Дело сопровождалось массовыми беспорядками, погромами и начавшимися взаимными этническими чистками. В итоге в 1903— 1905 году на подобном фоне был дан старт армянскому национальному проекту в Закавказье с ближайшей перспективой окончательного отторжения российской государственной власти в регионе.
Этот острый кризис и пытаются сейчас использовать в антироссийской пропаганде в националистической интерпретации в современной шатающейся Армении. Разумеется, подобные интерпретации в армянских СМИ опираются на работы современных армянских историков националистической направленности. С подобных концептуальных позиций рассматриваемый сюжет активно осваивает работающий в Армении историк — профессор Валерий Тунян.
Тунян является автором 27 (!) монографий.(1) Все они, разумеется, начиная с 1989 года, опубликованы, в Ереване и Эчмиадзине. Мы признаем научный вклад проф. Туняна, но одновременно при этом все-таки обращаем внимание на антирусский по интерпретации событий характер его научного творчества.
В этой связи рассмотрим в качестве примера две имеющиеся в нашем распоряжении монографии проф. Туняна по интересующей нас теме. Это книги «Эчмиадзинский престол ХIХ — начало ХХ вв» (2001) и «Армянский вопрос: мифологический аспект» (2015). Соответственно дальше в нашей статье для цитирования мы будем использовать условные обозначения — соответственно: [1] и [2].
Предварительное замечание. Конфликту 1903 года вокруг имущества Армяно-Григорианской церкви предшествовала политическая ситуация, сложившаяся в Закавказском крае в связи с «армянской революцией» в Османской империи.
Действовавшие из России армянские революционеры вели в соседней Турции террористическую и боевую повстанческую деятельность, надеясь вызвать сочувствие Европы к «армянскому вопросу». Они почти открыто использовали ресурсы армянского сообщества Закавказья для подрывной деятельности в Османской империи.
В пределах Российской империи армянские революционеры формировали отряды добровольцев из армян-подданных Российской империи, собирали средства на нужды армянской революции, закупали оружие, в том числе, с российских военных складов, используя коррупцию. Подобного положения не потерпело бы ни одно дееспособное государство.
В подобную деятельность оказалась втянута и верхушка Армяно-Григорианской церкви во главе с самим католикосом Мкртичем I Хримяном (1892−1907). Сам Хримян до своего избрания патриархом-католикосом был видным армянским церковником в Турции, разумеется, турецким подданным.
Долгие годы он принадлежал к армянской константинопольской общине, представители которой в массе своей недоброжелательно относились к России, сравнивая ее «отсталость» с «передовой» Европой. С 1870-х годов Хримян в церковном сане участвовал в национальном движении турецких армян, занимая умеренные народнические революционные позиции. Он был одним из первых сторонников создания армянской национальной автономии в пределах Османской империи под гарантии европейских держав.
Именно Хримян возглавил делегацию турецких армян, впрочем, не допущенную на Берлинский конгресс 1878 года. Хримян был одним из основателей ядра будущей революционной партии «Арменакан». Еще в Турции, до своего избрания католикосом, Хримян имел тайные контакты с представителями армянской революционной партии «Гнчак».
Русского языка Хримян, разумеется, не знал и был равнодушен (если не враждебен) к русской культуре. После его избрания на эчмидзинский престол патриархом-католикосом, Хримян запустил серию мелких конфликтов в руководстве церкви, которые дополнительно настраивали против него и армянской церкви власти Российской империи.
В этом плане Хримян был редкостным негодяем. Провокационным политиканством он намеренно подвел власти Империи к открытому конфликту в 1903 году. Потом Хримян способствовал углублению этого конфликта. Можно констатировать, что со стороны русского царя было большой ошибкой избрать турецкого армянина и «народника» Хримяна на пост католикоса в 1892 году.
Профессор же Тунян так смотрит на дело: «Хримяну пришлось действовать в условиях наступившей реакционной политики самодержавия в отношении к армянскому народу и Эчмиадзинскому престолу, связанным с подавлением национально-освободительных устремлений армянского народа».
Подавление армянского трансграничного сепаратизма — это весьма реакционно. Деятельность же Хримяна по продвижению в Россию армянского трансграничного национального проекта — это весьма «прогрессивно», с точки зрения проф. Туняна.
Об участии католикоса, верхушки Армянской церкви и ее приходов в подрывной антигосударственной деятельности против Империи было прекрасно известно, как центральным, так и местным российским властям, благодаря тайной полиции с ее сетью информаторов.
Далее следует пояснить, что власти Российской империи в своей наступательной политике на Османскую империю весьма обожглись на войне 1877−1878 годов и последовавшем Берлинском конгрессе, обнулившем для России ее результаты. Русская армия понесла в войне неожиданно для ее руководства большие потери, а финансы Империи были подорваны.
За год войны рубль обесценился на 40%. Поэтому участник войны — царь Александр III и его ведущие министры не хотели повторения военной конфликтной ситуации с османами, подобной той, что случилась после болгарского восстания 1875 года. Министр иностранных дел Российской империи Николай Гирс заявил по поводу «армянского вопроса»: «Мы не намерены создавать вторую Болгарию внутри наших границ».
И наоборот, армянские националисты в Турции с начала 1890-х годов пытались действовать по болгарской модели — поднимать локальные восстания и вызывать ответные турецкие репрессии в целях благоприятного для турецких армян вмешательства европейских держав. Это была циничная политика. Сама же Россия не была заинтересована в создании возле своих границ под европейским покровительством армянской автономии в Османской империи.
Уже в 1891 году на верху было признано, что «в армянском вопросе нашему [российскому] правительству, быть может, предстоит отказаться от покровительства турецким армянам, хотя они и христиане, коль скоро мысль о Великой Армении станет переходить из области политических утопий на почву практического исполнения посредством политических заговоров и преступлений, которые неминуемо будут направлены и против русских интересов».
Заметим, что требование армянской «автономии» не могло никого обмануть: ни в Турции, ни в России, ни во всем остальном мире. Разумеется, изначально это был сепаратистский проект. Расчленение Османской империи на Балканах шло по принятой уже к тому времени модели. Сначала в рамках империи и якобы под турецким суверенитетом создавалась автономия, а потом через определенный временной цикл эта автономия провозглашала свою независимость.
Так были созданы на Балканах независимые Сербия, Греция, Румыния и Албания. Стартовавший после 1878 года армянский трансграничный революционный проект планировал посредством «автономии» создание армянского национального государства из населенных армянами частей Османской, Российской империй и Персии.
В своей монографии Тунян признает, что «61 статья Берлинского конгресса 1878 года о реформах для областей Османской Турции, населенных армянами, революционизировала армянское общество. В политический менталитет вошла установка на освобождение турецких армян от угнетения путем воплощения обещанных преобразований Европой. Орудием реализации «автономной Армении“ стал рассматриваться Эчмиадзинский престол» в России.[1. 204−205].
Проф. Тунян признает, что армянские революционные политические партии: турецкая «Арменакан» (1885) и трансграничные «Гнчак» (1887) и «Союз армянских революционеров — Дашанакцутюн» (1890), «концептуально объединяло стремление к освобождению всех частей армянского народа, находящихся в составе Османской Турции, шахской Персии и царской России, создание единой, свободной и независимой Армении. Различия носили тактический характер».[2. 105]
Помимо стратегической опасности, которую нес армянский трансграничный национальный проект для России, армянская революция в Османской империи создавала для властей Российской империи чисто практические текущие проблемы и существенные затруднения.
Поток в российские пределы в Закавказье армянских беженцев из Турции по причине ответных турецких репрессий после событий 1894−1896 годов составил по разным оценкам от 60 до 100 тыс человек. Закавказским властям пришлось поначалу их обеспечивать, а потом в конечном итоге и окончательно обустраивать на постоянное жительство в крае. Это вносило дополнительное раздражение в адрес «армянской революции».
Теперь перейдем к существу проблемы. Утвержденное императором Николаем II положение комитета министров «о сосредоточении управления имуществами Армяно-Григорианской церкви в России» от 12 июня 1903 года имело целью установить государственный контроль над имуществом Армяно-Григорианской церкви в России.(2)
В своей монографии проф. Тунян вполне справедливо утверждает, что «предложение руководителя Кавказа о секуляризации рассматривалось как мера против революционного движения, набравшего силу в течение последнего десятилетия».[1. 155].
Контролировавшие Армяно-Григорианскую церковь министр внутренних дел Вячеслав Плеве и главноначальствующий на Кавказе князь Григорий Голицин полагали, что Эчмиадзинский синод намеренно занижал сумму доходов церкви, а армянское духовенство участвовало в «политической пропаганде», не соответствовавшей «державным установкам» России.
Плеве отмечал, что главная причина таких действий — противоправительственное направление армяно-григорианского духовенства, недоброжелательно встречавшего «всякое правительственное распоряжение, клонящееся к проведению начал русской государственности». Решающим в деле стало постановление царя. Тунян пишет: «Воля монарха являлась желанием одним махом раз и навсегда решить проблему революционизации армянского общества».[1. 169] Если бы это было так просто!
Если названные причины и обусловили принятые правительством меры, то проф. Туняну следовало бы рассматривать их с подобного ракурса. Но он не стал этого делать. Проф. Тунян не стал комментировать основательность государственных охранительных мотивов, а попытался сразу же опорочить верховных представителей российской государственной власти — «косное руководство Кавказа», осуществлявших, по его словам, «слепое служение интересам самодержавного строя».[1. 198]
Надо понимать, если бы «служение» не было столь «слепым», то оно свелось бы к нейтрализации охранительного курса и к поддержке курса армянских революционеров на национальную революцию. Тунян указал на некие личные карьерные мотивы при принятии решения: «Плеве и Голицын стремились ультрадержавным рвением укрепить служебные позиции».[1. 168]
Выясняется, что князь Голицын — это «армянофоб». У князя Голицына «цинизм». У князя Голицына «нахальство». Разумеется, все это домыслы проф. Туняна с переходом на личности. Просто и Плеве, и Голицын честно выполняли свой служебный долг. Вышедший из рядов тайной полиции Плеве был прекрасно осведомлен о революционной подкладке Эчмиадзина и подрывной для России трансграничной стороне «армянского вопроса».
Неосновательны также представления Туняна представителя старинной русской аристократии — князя Голицына в каком-либо карьерном политиканстве. Пост главноначальствующего на Кавказе был вершиной в его карьере. Голицын разве что был излишне прямолинеен перед лицом изощренной интриги.
Проф. Тунян ложно утверждает, что «лишь тандем Голицын-Плеве осуществлял и проводил линию по «обособлению“ армян, но не более». [2. 192]. Но разве это так? При принятии решения весь комитет министров был согласен с необходимостью подчинить деятельность Армяно-Григорианской церкви законам и распоряжениям правительства, но единственно разошелся во мнениях о способах достижения этой цели.
Показательно, что на секуляризации имущества Армянской церкви настаивал и предшественник Плеве на посту министра внутренних дел — Дмитрий Сипягин. Мера эта была вынужденной, поскольку все предшествовавшие правительственные совещания по армянскому вопросу признавали, что осуществляемые мероприятия не дают результатов.
Еще в 1895 году для противодействия сепаратистскому движению среди армян главноначальствующий на Кавказе Сергей Шереметьев предложил окончательно изъять из ведения армянского духовенства образование населения, а если эта мера воздействия окажется недействительной, то отобрать в казну и имущества церкви.
Второй существенный момент. Проф. Тунян определяет правительственное решение по имуществам Армяно-Григорианской церкви, как «секуляризацию». Но при этом без каких-либо серьезных оснований проф. Тунян утверждает: «За армянской церковью сохранялось номинальное право собственности над недвижимым имуществом и капиталом».[1. 169]
Почему номинальное? Ведь в принятом законе четко определялось, что все принадлежащие армяно-григорианским церквам, монастырям, духовным установлениям и духовно-учебным заведениям недвижимые имущества передавались из управления духовенства и духовных установлений Армяно-Григорианской церкви в заведывание министра земледелия и государственных имуществ, а принадлежащие армяно-григорианским церквам, монастырям, духовным установлениям и духовно-учебным заведениям капиталы — в заведование министра внутренних дел с сохранением за Армяно-Григорианской церковью права собственности на эти имущества и капиталы.
На самом деле, вопрос точного определения принятой меры является ключевым, поскольку для противодействия армянские церковники и армянские революционеры прибегли к клевете. Они лживо распространяли в армянском народе с целью возмущения утверждения о том, что русские отнимают, конфискуют имущество Армянской церкви.
На самом же деле, речь шла о государственном контроле через управление имуществом церкви для того, чтобы оно использовалось на нужды церкви, а не для финансирования трансграничного революционного проекта.
На практике же в 1903 году армянское духовенство стало проповедовать своей пастве, что вслед за церковным имуществом затем и армянские церкви будут отбираться и передаваться православному духовенству, что всех армян решено насильно обратить в православие. Все это была ложь.
Проф. Тунян выдумывает якобы негативные последствия от секуляризации: «Армянская церковь лишалась экономической базы самостоятельного существования, содержания духовных и образовательных установлений. Эчмиадзинский престол терял вселенский статус и низводился до уровня локального духовного центра армян Российской державы, священнослужители должны были превратиться в чиновничий класс царской бюрократии, создавался прецедент режиму кровавого султана Абдул-Гамида по усилению натиска на привилегии западноармянского духовенства».[1. 169]
Что касается Абдул-Гамида, то ему никто не был указ или пример. В 1906 году он без всякой мысли о России конфисковал имущество армянских турецких патриархов. О прочем — на самом деле, ничего страшного секуляризация не несла.
Ведь все остальные христианские конфессии Российской империи, включая и официально господствующее православие, функционировали на основе секуляризованного государством церковного имущества. Не понятно, почему в этом ряду церквей именно Армяно-Григорианская церковь должна была пользоваться исключительными привилегиями.
Потеря вселенского статуса Эчмиадзинским престолом — это как раз было то, что отвечало интересам Российской империи. Российское правительство не возражало против трансграничной духовной функции эчмиадзинского патриарха-католикоса, но было против прямого вмешательства патриарха в политику. Тем более, что подобное вмешательство шло вразрез с внешне— и внутриполитическими интересами Российской империи.
И после всех перипетий с неудачной секуляризацией, в 1908 году, премьер Столыпин по-прежнему полагал, что положение Армяно-Григорианской церкви по отношению к Российскому государству было совершенно ненормальным. «Нельзя из соображений внешней политики оставлять без внимания требования политики внутренней, которая не может мириться с тем, чтобы в империи было лицо, наделенное экстерриториальной властью».
Тем не менее, вопреки «страхам» Туняна относительно частного случая 1903 года, правильным было бы признать, что вселенский статус католикоса не мог быть изменен, а тем более отменен одним повелением императора относительно церковных имуществ. С имуществами или без сам католикос желал им пользоваться дальше.
Несостоятельно и утверждение проф. Туняна насчет превращения в результате секуляризации армянских священников в «чиновничий класс». Ведь все прочие христианские конфессии в Российской империи к началу ХХ века давно функционировали на основании своих секуляризованных имуществ, получая в счет их денежное содержание из казны.
При этом католические ксендзы, протестантские пасторы, русские попы не становились «чиновниками», поскольку чинов не имели и не получали, хотя и хотели. Секуляризация — это переходная мера от средневековья к модерну. Из сословия священство превращалось в простую профессию. Но в нашем случае проф. Тунян руководствуется вполне двойными стандартами. Он весьма любит оценочное словечко «прогрессивно».
Поэтому, если бы имущество Армянской церкви конфисковали армянские революционные националисты, что они и предложили в 1906 году, а потом и проделали после 1917 года, то это было бы «прогрессивно». Если же государственное управление имуществом армянской церкви было введено по указу русского царя, то это, по словам Туняна, «реакционные поползновения».[1. 198] В 1903 году «прогрессивным» было бунтовать против них.
Тенденциозны и попытки проф. Туняна представить действия по не исполнению закона об имуществах патриархом Хримяном, как «правовые». В частности, он утверждает: «Действуя в русле законности, Хримян стремился обеспечить широкую и легитимную поддержку курсу противодействия политике царизма».[1. 173]
«Католикос Хримян не допустил кровопролитной борьбы и вел борьбу против закона 12 июня в правовом поле. Самого же царя Николая II можно было бы представить темной и антиконструктивной силой».[2. 205].
Заметим, что «правовыми» действия патриарха стали бы в том случае, если бы он выполнил закон, а потом «припал с мольбами к стопам монарха». А так, заметим мы, хороша «законность» по Туняну. Хримян очевидным образом нарушил свою присягу императору. Своим публичным неповиновением патриарх-католикос спровоцировал массовые беспорядки.
Более того. Перед публичным призывом к неповиновению — изданию 4 августа 1903 года кондака № 958, патриарх провел в Эчмиадзине тайное совещание с представителями армянских революционных партий, на котором заручился их поддержкой. На практике патриарх Хримян создал немыслимое — тайный блок Армянской церкви с революционными националистами, практикующими террор.
Тунян признает: «Был создан комитет самообороны, куда вошли представители всех армянских политических сил».[2. 188] Произошло слияние комитетов «самообороны» с революционными комитетами. По данным Министерства внутренних дел, даже личный секретарь католикоса Хримяна архимандрит Корюн Саакьян одновременно являлся главой боевой организации «Дашнакцютуна». Дальше некуда.
При подобных обстоятельствах 21 августа 1903 года Хримян направил издевательское по содержанию послание на имя царя. Почему издевательское? Ведь к этому времени вполне подтвердилось предположение российских властей о том, что «недовольство секуляризацией можно ожидать лишь со стороны Эчмиадзина, да еще той части армянской интеллигенции и плутократии, которая заражена сепаратическими тенденциями».
Российские власти прекрасно знали о революционной политической подоплеке действий патриарха, о его союзе с трансграничными националистами и террористами.
2 сентября 1903 года в результате массовых беспорядков, спровоцированных Хримяном, имело место кровопролитие в Баку с потерями в войсках. Сопротивление армян передаче церковного имущества в отдельных местах переходило в открытый мятеж, который был решительно подавлен вооруженной силой.
Требования министра внутренних дел к патриарху подчиниться и выполнить закон Тунян называет «номинальным сюрплясом в отношениях главы верховного католикоса».[1. 174]. Что такое «номинальный сюрпляс»? Якобы «силовое давление» (а в чем оно выражалось?) «на позицию главы армянской церкви приукрашивалось дипломатическим этикетом».[1. 174].
По прямой указке Хримяна началась кампания террора против российских властей и лиц среди армян, лояльных им. Но, по Туняну, обвинения «Дашнакцутюн» в терроризме «большевистски дискредетирующие» эту партию.[2. 203]
Но нельзя отрицать очевидное. В конечном итоге армянский историк вынужден признать очевидное: в 1903— 1905 годах «революционная организация ["Дашнакцутюн"] сконцентрировала свое внимание исключительно на террористических актах против представителей власти низшего и среднего уровней в разных местах Закавказья. Второй период, более «энергичной фазы“, представлялся во время армяно-татарских столкновений». [2. 231]
Разумеется, проф. Тунян утверждает, что армяно-татарские погромы были организованы местными российскими властями. «Подстрекательством местная [русская] администрация старалась противопоставить два народа и получить помощь против армян».[1. 178] Тунян обвиняет главного администратора на Кавказе.
Князь Голицын «стал на путь использования коварной политики междоусобицы татар с армянским населением».[2. 213]. Получается, что по его указанию в армян «стреляли слуги царя — татары в Шуши, Елизаветполе и других местах».[2. 209]. Армянские террористы же повели себя молодцом. «Партия «Дашнакцутюн“ сумела организовать эффективную самооборону армянского населения Закавказья».[2. 189]
В целом, обвинения на этот счет напоминают те, что царская администрация получала якобы за организацию еврейских погромов, типа кишиневского. Современные историки вынуждены были признать, что подобные обвинения — неосновательны. Аналогичным образом спровоцированные католикосом массовые беспорядки не могли не вызвать более широких волнений на этнической почве.
По большому же счету Туняну следовало признать, что запуск в Закавказье армянского национального проекта автоматически порождал аналогичные национальные проекты у грузин и закавказских «татар». Эти проекты — «Великой Армении» и «Великой Грузии» у армян и грузин, панисламистский и пантюркистский у «татар» обязательно должны были столкнуться из-за споров вокруг пределов будущих национальных территорий.
Либеральный успокоитель Кавказа наместник Воронцов-Дашков в 1908 году утверждал, что сепаратизм в Закавказье невозможен из-за смешанного проживания национальностей. Наместник не заметил (таков был его уровень) в начавшихся в 1903 году армяно-мусульманских погромах старт взаимных этнических чисток для образования территорий с однородным национальным населением.
Территории, столетиями существовавшие в режиме наднационального подхода к решению местных задач и проблем, мгновенно с одного дня на другой превратились в проекты национальных государств. Этническая, культурная и конфессиональная пестрота возможных новообразований делала неизбежным трагизм их становления и дальнейшего развития.
Во всем этом деле обращает на себя внимание хватающая самоуверенность революционных армянских националистов. В 1907 году Дашнакцутюн принял партийную программу с требованием разделенной на национальные кантоны Закавказской федерации в составе Российской федеративной республики. Евроориентированные революционные фантазеры полагали, что Закавказье может стать чем-то вроде другой Швейцарии. Для этого надо было разрушить существующий государственный режим и порядок в России, учредить в ней «республику».
Во всей этой истории с армянскими церковными имуществами следует понимать, что Армянская церковь уже не воспринималась тогдашней «передовой» частью армянского общества в качестве единственного выразителя армянской нации и культуры. Поэтому конфликт вокруг церковных имуществ стал всего лишь поводом, а отнюдь не причиной — поводом для революционной мобилизации во имя армянской нации, но отнюдь не во имя Армянской «национальной» церкви.
В ходе событий 1903−1906 годов активная группа трансграничных армянских националистов-революционеров захватили в свои руки армянскую прессу в Закавказье, армянскую церковь и представительство в российской Государственной Думе. Уже в августе 1906 года на созванном католикосом Хримяном по константинопольскому образцу в Эчмиадзине съезде его делегаты — дашнаки постановили считать себя учредительным собранием.
Они тут же потребовали отделения церкви от государства, изъятия школ из ведения духовенства, конфискации церковных имуществ и передачи монастырской земли крестьянам-арендаторам. Центральная роль католикоса в национальном государственном строительстве была отвергнута ими. И дальше армянский национальный проект двигался по магистральному пути в рамках светской модели, с духовенством в качестве пристяжных или совсем не нужных персонажей.
В отношение главного провокатора — патриарха Хримяна наместник Воронцов-Дашков докладывал премьеру Столыпину, что его не нужно наказывать, поскольку «он и сам скоро помрет». А когда Хримян умер, то на его похоронах вместе с венком от наместника были замечены венки с надписями: «От партии Дашнакцутюн», «Первому революционеру айрику Хримяну», «Основателю революции».
Между тем, нельзя не заметить, что армянский национальный проект в Закавказье был заведомо проигрышен именно для армян. Это ведь надо так уметь: с полным революционным рвением и размахом разменять значимые позиции в Баку и Тифлисе, на провинциально глухую Эривань, проблемный Нагорный Карабах и хроническую вражду со всеми соседями по национальным границам. И к этому прийти через катастрофу 1915 года.
Между тем, с русской точки зрения в 1903 году в Закавказье произошла другая катастрофа. Сокрушение патриархальной связи русского царя с объединенным в церковь армянских народом имело известные роковые последствия. На передний план вышел национальный эгоизм, именуемый «национальным интересом», вкупе с национальным лукавством, повествующим сказки о «вечной дружбе».
Начиная с 1880 годов, российская государственная верхушка хронически не доверяла образованным армянам и руководству Армяно-Григорианской церкви. Кризисные события 1903 года подтвердили основательность подобных подозрений российских государственных деятелей в отношение армянского трансграничного революционного националистического проекта. В период Первой русской революции армяне стали подрывной силой против Российской империи. Их головокружение от побед и одолений над царизмом продолжалось до 1915−1917 годов.
Роковые события определил общий паралич государственной власти по отношению к вышедшей из правового поля Армяно-Григорианской церкви. Хримян и его революционеры открыто отвергли царя. А сам царь Николай II в армянском деле показал, что он — кто угодно, но не царь.
Так, например, доклад царю о необходимости возвращения церковных имуществ был по поручению Канцелярии наместника Воронцова-Дашкова написан одним из лидеров партии Дашнакцутюн. Это же настоящий позор. Частный региональный случай лег камешком в общую мозаику недееспособности последнего императора, открывшей ему путь с семьей в известный подвал Ипатьевского дома.
Действия патриарха Хримяна остались безнаказанными и вообще без какой-либо публичной политической оценки властей. Ответные меры царя показали его полную несостоятельность. Так, например, министр внутренних дел Плеве предложил выразить католикосу Хримяну высочайшее неудовольствие за его поведение по отношению к постановлению об имуществе. Николай II эту часть доклада Плеве зачеркнул.
В 1905 году под влиянием нового наместника на Кавказе Воронцова-Дашкова царь уже пошел на попятную и вернул управление церковными имуществами Эчмиадзину. Мера эта была совершенно ненужная, поскольку передача управления над ним государству завершилась еще в декабре 1903 года.
Ситуация с церковным имуществом стабилизировалась в 1904 году и применяемый армянскими революционерами бойкот пользования им вкупе с отказом от казенного содержания — все это в конечном счете било по самой Армяно-Григорианской церкви. Все шло к нормализации и не нужно было властям идти революционерам на позорные уступки.
Возвращение управления церковным имуществом лишь поощрило патриарха Хримяна на новые самочинные революционные меры, которые еще дальше уводили Армяно-Григорианскую церковь от правового поля Империи.
Тщетность надежд на умиротворение национальных движений путем частичных уступок, применяемых по принятой стратегии либеральствующего наместника Воронцова-Дашкова, выявило мгновенное возрождение влияния партии «Дашнакцутюн» в Закавказье после 1914 года, где участие вооруженных Россией дашнаков в войне против Турции рассматривалось ими самими как первый шаг в борьбе за объединение и создание независимой Армении.
Изучивший означенный армянский национальный сюжет американский историк Пол Верт признал в своей монографии: «В целом история католикоса в Российской империи указывает на весьма существенную ограниченность политических возможностей российской власти. Удивительная неспособность Петербурга заставить католикоса подчиниться и грубые и неэффективные действия в 1903 году ярко демонстрируют эту ограниченность.
Ситуация на южных рубежах империи также сужала свободу действий правительства по управлению армянской церковью в России, тем самым делая внутреннюю политику заложницей внешнеполитических соображений».(3) Мираж использования католикоса для внешнеполитических притязаний Российской империи сделал сам Петербург до некоторой степени заложником католикоса и армянской трансграничной революционной националистической политики.
Случившуюся в 1903 году катастрофу в армяно-российских отношениях проф. Тунян определяет вполне современно, но и весьма поверхностно, как «конфликт интересов».[2. 116] Однако на сами события вокруг армянских церковных имуществ Тунян смотрит достаточно глубоко, оценивая их с позиции армянского национализма, враждебного России. И потом, и поэтому его историографические концепции строятся под знаком идеи «армяне всегда правы».
«Настойчивость в защите национальных интересов армянскими партиями являлась лишь проявлением угнетенного национализма эксплуатируемого этноса, требующего освобождение от господствующей нации, создания национальной государственности». [2. 136−137]. Под это «освобождение» проф. Тунян приветствует армянский национальный радикализм — очевидно, с присущими ему всеми методами и убийственной тактикой.
По словам Туняна, «радикализм — это бескомпромиссное осуществление намерений, стремлений к коренному пересмотру общественных устоев и его модернизации. Он является характерной чертой любого общественного среза времени и выполняет обычно прогрессивную роль, содействуя переходу от традиционного строя к современному, являясь катализатором модернизации общественных устоев.
У народов, находящихся в составе имперских систем, радикализм, проявляется как этнонационализм угнетенной нации, которая стремится к достижению автономии, призванной закрепить за этносом территорию и обеспечить развитие национальной культуры. Особенностью армянского радикализма является рассмотрение общих установок сквозь призму особенностей развития и нахождения в составе трех восточных держав — Османской Турции, шахской Персии и царской России.
Приходилось учитывать особенности жизнедеятельности нации в составе двух цивилизаций — мусульманской и христианской, решать первоочередность выдвигаемых требований и осуществлять национальную безопасность». Последнее слишком очевидно подразумевает, что армянская национальная политика по отношению к России может основываться на циничном расчете и лукавстве.
В заключение отметим, что проф. Тунян принимает самое активное участие в мероприятиях Россотрудничества в Ереване — обычно в разного рода круглых столах на исторические темы. Проф. Тунян даже награжден дипломом Россотрудничества «за активную деятельность по развитию международных гуманитарных связей и популяризацию русского языка и русской культуры в Армении».
В Россотрудничестве видят много-много книжек Туняна на русском языке. Но очевидно книжек этих в Россотрудничестве не читают, поскольку содержащихся в них националистических и антирусских интерпретаций в упор не видят. А надо бы. О смыслах, закладываемых историей в идеологию, надо думать.
Именно проф. Тунян в своих исследованиях по истории Армяно-Григорианской церкви в Российской империи заложил историографические основы для националистических интерпретаций и идеологических выпадов в армянских СМИ в адрес России, ее прошлого в Закавказье и ее продвигаемого в настоящем интеграционного проекта.
Дмитрий Семушин
* * *