О привилегированных языках и культурных барьерах — ВИДИО

Правда, народы (или по крайней мере языки — основа самосознания народов) понемногу исчезают. Ежегодно несколько десятков языков (по разным оценкам) переходит в разряд вымерших. Зато и новые появляются. Скажем, корейский и японский языки идентичны по синтаксису — но словарный состав у них столь различен, что их носители уже много веков не понимают друг друга. Буквально на наших глазах (начиная примерно с 1860-х годов) тем же способом — но уже путём целенаправленного отбора непохожих слов — изготовили на основе западнорусских диалектов белорусский, а на основе южнорусских — украинский, и многие люди, владеющие этими диалектами, всерьёз считают их самостоятельными языками, а себя представителями отдельных народов. Сейчас в разгаре аналогичная попытка изготовления сибирского языка и этноса. Но даже если отбросить подобные искусственные поделки (или, например, попытки провозгласить хорватский и боснийский языки отдельными от сербского, хотя там мало-мальски значимых отличий ни один лингвист под лупой не найдёт), всё равно нет оснований полагать, что в обозримом будущем разнообразие народов сократится.

В то же время для быстрого развития нужно хозяйственное единство мира. Михаил Леонидович Хазин постоянно напоминает: разделение труда повышает его производительность — значит, чем больше единое хозяйство, тем оно эффективнее. Правда, он полагает, что мир уже дошёл до предела расширения рынка — и, значит, возможности разделения труда исчерпаны. Я же полагаю: труд можно разделять, пока на свете есть хотя бы два человека, исполняющие одинаковые обязанности, так что до предела развития ещё далеко (да и тогда найдутся другие ресурсы — например, механизация и автоматизация вряд ли дошли до максимального возможного уровня). Но в любом случае для разделения труда необходимо взаимопонимание: не зря возведение библейской Вавилонской башни прекратилось, как только бог дал строителям разные языки.

С конца XVII до начала XX века энтузиасты уповали на создание единого языка. Я и сам в молодости учил популярнейший из таких языков — эсперанто (увы, оказался столь ленив, что ухитрился даже его не выучить, хотя на это требуется не более полугода). Но вряд ли человечество согласится отказаться от накопленных культурных богатств: опыт множества тюркоязычных народов, перешедших в XX веке с арабского алфавита на латиницу, затем на кириллицу, а сейчас — под лозунгом независимости — снова осваивающих латиницу, показал, сколь обширная доля культурного наследия оказывается практически недоступна большинству граждан даже при столь малой перемене.

Новую надежду дала вычислительная техника и опирающиеся на неё разнообразные исследовательские направления, получившие обобщённое название «кибернетика». В частности, задача машинного перевода ещё в 1950 е годы казалась разрешимой в ближайшее время. Кстати, в СССР того времени многие специалисты по вычислительной технике отнеслись к обобщённому понятию резко отрицательно (и даже уговорили одного философа написать в этом духе статью «кибернетика» для очередного издания философского словаря, что послужило потом почвой для легенд о советских гонениях), ибо прекрасно сознавали беспочвенность большей части красивых обещаний Норберта Львовича Винера, использовавшего название науки об управлении, придуманное Андре Мари Жан-Жакович Ампером, для собственной теории. Увы, многие обещания так и не сбылись. Любой желающий может воспользоваться гуглопереводом и оценить, сколь далека эта система от уровня, допускающего живое общение.

Словом, лучший в обозримом будущем вариант сводится к иронической формуле Иехиел-Лейба Арьевича Файнзильберга и Евгения Петровича Катаева (Ильф и Петров) «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Надо самостоятельно учить другие языки и осваивать другие культуры.

Не знать — как я — ни одного иностранного языка в любом случае вредно.

Прежде всего потому, что каждый язык — отражение определённого взгляда на мир. В своё время лингвисты Сепир и Уорф создали гипотезу лингвистической относительности. По ней вообще вся картина мира сильнейшим образом зависит от языка, используемого носителем этой картины, ибо формируется через осознание — то есть через язык. Это, конечно, изрядное преувеличение, но некоторое разумное зерно в этом есть. Язык ощутимо влияет если не на картину мира, то на некоторые краски из тех, которыми она пишется.

Я, к сожалению, не знаю ни одного языка так, чтобы на нём хотя бы читать, но, по счастью, знаю примерно по десятку фраз и выражений из десятка языков и вижу, сколь силён национальный колорит. В частности, русское выражение «по горло» и польское «до дырок в носу» рисуют несколько разные картины перехода одной и той же реки и разгребания одних и тех же житейских забот.

Зная несколько языков, можно таким образом существенно обогатить если не картину мира, то, по крайней мере, оттенки этой картины. Поэтому мне кажется, что магистральный путь интеграции мировой культуры — не выработка единого языка (при всей моей искренней любви к эсперанто и уважении к автору этого языка), не разработка методов машинного перевода, а именно разработка способов приемлемо эффективного изучения языков — дабы каждый мог достаточно быстро пополнить и расширить спектр оттенков, которыми написана его картина мира.

Конечно, культура — не только язык. Но, например, в музыкальной культуре картина аналогичная. Магистральный путь развития — не всеобщее «опопсение» и переход всех попсовых исполнителей на самый распространённый в мире язык — ломаный английский. Напротив, нужно знакомиться со всем богатством музыкальных стилей разных стран, доступным каждому человеку. Скажем, спутать классические французские песни с классическими польскими или классическими еврейскими (я люблю все три эти направления) невозможно, даже если слушать только их музыку, без голоса.

В 2002 м году я опубликовал статью «Глобализация — это разнообразие», где доказывал: главная цель глобализации именно в том, чтобы она открыла для каждого доступ ко всем возможностям мира. Увы, пока глобализация развивается по прямо противоположному сценарию — доступ ко всем возможным благам мира открывается, мягко говоря, далеко не для каждого, но только для некоторых особо привилегированных людей и стран, а всех остальных стараются унифицировать для удобства этих немногих. Но, на мой взгляд, это извращение может быть устранено в достаточно скором будущем.

Более того, полагаю: создать эффективные методики быстрого освоения нескольких языков куда проще, чем разработать наконец программу машинного перевода, чьи результаты можно будет читать без смеха сквозь слёзы. Ещё век назад владение несколькими языками (в том числе и мёртвыми, то есть не используемыми в быту) считалось неотъемлемой частью образования и, насколько я могу судить, не препятствовало прочим направлениям обучения.

Надеюсь, что в следующих поколениях будет мало людей, повторяющих мою ошибку молодости и не овладевающих языками разных народов, музыкой разных народов и т.д. А сил на это потребуется немного. Лев Давидович Ландау в перечислении того, чем надо овладеть, чтобы заниматься теоретической физикой, сказал: «английский язык выучить надо, но это несложно — в конце концов им владеет даже самый тупой англичанин».

Вассерман: украинского языка нет