Киев — Москва: За что в «незалежной» невзлюбили москаля

Три с половиной года я нахожусь в России. И все это время не переставал удивляться тому, что на Украине вообще могла существовать русофобия.

Речь не об официальной русофобской пропаганде, которую осуществляли украинские политики и СМИ. Она всегда отличалось абсолютной бездарностью и бессмысленностью. И сама по себе давно бы уже привела к обратному эффекту, искоренению каких-либо антироссийских настроений. Но поскольку эти настроения у части общества присутствовали, то причина их была отнюдь не в официальной пропаганде, а в чем том-то ином. В чем-то, что существовало на протяжении многих лет на эмоциональном уровне. В подсознательной неприязни, без которой никакой антироссийской режим не смог бы продержаться и дня.

По поводу происхождения этой-то русофобии, существующей на уровне подсознания, и возник вопрос.

Дело в том, что с первых минут проживания в Москве мне едва ли не на каждом шагу пришлось убеждаться насколько мы, русские и украинцы, похожи.

Похожи — своей ментальностью. Мы одинаково мечтательны. И одинаково практичны. Одинаково эмоциональны. И одинаково рассудительны.

Похожи — своими ценностями и жизненными установками. Сколько общался с москвичами, столько убеждался в том, что у нас с ними одинаковые жизненные цели. Каждый из нас, прежде всего, стремимся обеспечить благополучие своей семьи.

Похожи — проблемами, которые приходилось преодолевать, и реакцией на возникающие трудности. В Москве, как и в Киеве, главной сложностью в борьбе за выживание является огромная конкуренция. С одной стороны, она подталкивает к повышенной социальной мобильности, коммуникабельности. Москвичи, точь-в-точь как мои соотечественники в Киеве, вечно куда-то спешат, постоянно чем-то озадачены. С другой стороны, конкуренция порождает вечное недовольство происходящим. А поскольку мы одинаково живо и эмоционально интересуемся политической жизнью, то, как правило, выливаем все накопившееся негодование на политиков и власть. Когда я жил в Киеве — во всем винили правительство, мэра. Приехал в Москву — во всем винили правительство (особенно его экономический блок), городскую власть.

Нас, русских и украинцев, одинаково поглотила глобализация и виртуализация. Последнее мое воспоминание о Киеве — повсюду молодые лица, уткнувшиеся в экраны своих смартфонов и не видящие кроме них ничего вокруг. Первое мое впечатление от Москвы — сплошь и рядом все те же молодые лица, уткнувшиеся в свои мобильные телефоны. Порой, настолько увлеченные написанием сообщений или просмотром новостей, что не замечают своих же детей, находящихся рядом.

У нас схожее отношение к иностранцам. Самые ярые украинские русофобы, с которыми приходилось общаться на Украине, говорили о россиянах столь эмоционально, словно речь шла о претензиях к самым близким родственникам. Ничего подобного и близко не было по отношению к европейцам. А к американцам — и вовсе было примерно как к инопланетянам: без каких-то эмоций, как к чему-то очень далекому. Но точно такие же черты демонстрировали по отношению к украинцам и представителям других стран русские националисты — по крайней мере те, которых пришлось наблюдать здесь, в Москве.

Эти сходства можно перечислять бесконечно. Что же касается различия, то единственное, которое я обнаружил, состояло в языке. Точнее в акценте. По моему специфическому «говору» собеседники быстро определяли, что перед ними выходец из Украины. Других различий с москвичами я не обнаружил.

На этом фоне тем более странным выглядело то, что у меня на Родине все это время прогрессировала русофобия. Как можно было столь яростно ненавидеть тех, кто так на нас, украинцев, похож?!

Единственное объяснение, которое приходит на ум, связано с воспоминанием о диалоге пятилетней давности.

Его свидетелем пришлось быть во время одного из мероприятий в Верховной Раде. Выступавший депутат от нацистской партии «Свобода» Игорь Мирошниченко много говорил об «империализме России», ее «извечном экспансионизме», о «национальной борьбе». Вспомнил о «закабалении экономически более слабых соседей российскими монополиями». Порой казалось, что рядом стоял не украинский нацист, а какой-то заезжий Че Гевара.

Но когда в конце этой пространной тирады, кто-то из присутствующих задал Мирошниченко вопрос о личных впечатлениях от визитов в Россию, тот на минуту задумался. Затем, уткнув свой взгляд куда-то поверх наших голов, в пустоту, заговорил о том, как в 1990-е ему, выпускнику киевского вуза, предложили карьеру спортивного комментатора в российской столице. Он мечтал об этой работе, очень рассчитывал ее получить, даже переехал, если мне не изменяет память, в Москву. Но к своему ужасу обнаружил, что на вакантное место взяли кого-то другого. Разочарование было настолько болезненным, что обида засела в нем навсегда. По эмоциональности высказываний было видно, насколько вся ситуация ударила по его самомнению. Причем с особенным пренебрежением Мирошниченко почему-то поминал «отсутствие столь разрекламированной российской щедрости». И при этом не промелькнуло и тени мысли о том, что он сам стал причиной собственных разочарований, поверив в чужие, пустые обещания.

Уверен, если порыться в подсознании каждого украинского национал-радикала, то можно будет обнаружить схожие «обиды», которые когда-то болезненно ударили по их юношескому самомнению. Парадокс в том, что во многих случаях, если не в большинстве, причиной этих казусов окажутся чистейшие недоразумения или совершенно случайные происшествия. И то, что они впоследствии вылились в хронические русофобские комплексы — результат, как это ни парадоксально, нашего, русских и украинцев, сходства. Каждый из этих «обиженных» почему-то когда-то решил, что если мы ментально похожи, то соседи им непременно что-то обязаны. А если они не получали желаемого, то «виноватой», конечно, была Россия.

И сегодня, когда Москва кипит и бурлит, когда здесь взлетают вверх один за другим небоскребы, создаются новые ветки метро и прокладываются шоссейные нити, когда все это кипение и бурление инстинктивно передается всей стране, часть моих соотечественников продолжает жить «обидами» прошлого.

На фоне деградирующего Киева и всей страны, они по-прежнему винят во всем Россию. И единственное, что остается — это надеяться. Надеяться на то, что само течение жизни рано или поздно нас с ними рассудит.

Юрий Городненко