Выбор редакции
Лента новостей
Свет в океане туманного мрака: Россия мировой моральный ориентир
23.08
В Москве представили российский электроседан
04.08
Пётр Акопов: Запад не знает, зачем ему война с Россией
28.06
Санкции обрекают киевских путчистов на военное поражение
06.05
Геноцид - геополитический инструмент Запада
14.04
Русские войска применяют Starlink Илона Маска: хорошо, но как временное решение
11.02
Указания США на демонтаж остатков украинской государственности
01.10
Неконтролируемый обвал рождаемости в бывшей Украине
26.09
25 Dec 2017, 20:31Общество
Разложение воинствующего либерализма
На протяжении ХХ века либерализм как господствующее на Западе идеологическое течение неоднократно менял свой облик. Либерализму не раз и по-разному пытались дать определение, хотя в основном безуспешно. Не вдаваясь в эти дискуссии, в которых увяз Запад, можно заметить, что либерализму, ратующему за свободу, присуще внутреннее противоречие: он не приемлет любую традицию, отвергающую его стереотипы. И он не способен к диалогу с этой традицией. В этом смысле либерализм — воинствующее учение.
А если сегодня либерализм начинает критиковаться западным политиком, то такого политика объявляют либо маргиналом, либо популистом, либо националистом. В этот «контейнер» пытаются сбросить и Виктора Орбана, и Марин Ле Пен, и «Альтернативу для Германии», и польских политиков, проводящих неугодную Европейскому союзу судебную реформу, и даже порой Дональда Трампа.
В статье Майкла Брендана Догерти, которую в начале декабря опубликовал американский журнал National Review и которая посвящена рассмотрению причин кризиса либерализма на Западе, делается попытка увязать эти причины с тем, что автор называет «одержимостью Путиным».
«Путинским влиянием, — пишет Догерти, — можно объяснить, почему популистские монстры ломают судьбы поборникам либерализма, почему либеральная политика так и не привела нас к славному концу истории, почему либеральный мир оказался незащищённым от «ошибок» избирателей... Одержимость Путиным может служить своего рода инфантильным уходом от действительности, к которому прибегает удрученная либеральная элита. В лучшем случае для нее это удобный способ оправдаться и отделаться поверхностными объяснениями вполне реальных и тревожных проблем, которые либеральное руководство последнего поколения оставило в наследство нашему обществу, а также отмахнуться от возникающих в итоге острых противоречий, назвав их иностранным заговором».
И Догерти продолжает: «Навязчивая идея, в соответствии с которой Путин оказывает решающее воздействие на происходящие на Западе события, особенно если это события нежелательные, постоянно распространяется, не ограничиваясь уже рамками американского политического класса». Перечисляя «нежелательные» события от русских хакеров, сделавших, оказывается, Дональда Трампа президентом США, до выхода Великобритании из Европейского союза, автор статьи констатирует: «В политике на Западе в последние годы появляется едва различимый, но прямой конфликт между демократией и либерализмом». И «навязчивая идея» усугубляет этот конфликт.
Приметы разложения либерализма разнятся. В Европе либеральная элита заявляет, что история требует постоянного развития наднациональных институтов, всё более свободного перемещения капитала, товаров и людей. То есть весь проект «единой Европы» объявляется идеологической собственностью либералов, из-за чего все прочие политические течения, которыми была богата Европа, от коммунистов до ультраконсерваторов, объявляются антиевропейскими. В двухпартийной Америке важнейшие общественные вопросы, пишет Догерти, «скрыты от настоящего демократического контроля, поскольку политический класс прячет их за двухпартийным консенсусом».
Если политические поражения либерализма нельзя объяснить зловредностью «русских хакеров» или «вездесущего Путина», то в качестве объяснения используется жупел столь же вездесущего «популизма» (по-русски — народничества). Когда самые разные общественно-политические силы в Венгрии, Польше, Германии, Англии, Франции, США, других странах начинают борьбу с либерализмом, им навешивается этот общий ярлык «популизма», имеющего на самом деле только одно значение: идейное несогласие с либеральным консенсусом.
Однако есть на Западе политик, которому ярлык популизма не навесишь. Это сэр Уинстон Черчилль, «злейший ненавистник Советской власти», по словам В.И. Ленина. Почётного члена Британской академии, лауреата Нобелевской премии по литературе, «величайшего британца в истории» (согласно опросу BBC) не назовёшь и «полезным идиотом».
В своей книге «Вторая мировая война» (Churchill W.S. The Second World War. London, 1951) сэр Уинстон дал уничтожающую характеристику либерализма в его претензиях на устроение всеобщего миропорядка. Либерализм в его глазах несёт главную ответственность и за восхождение фашизма в Германии, за развязывание Второй мировой войны. Версаль, бывший своего рода торжеством либерализма, создал систему, ставшую топливом для гитлеровской военной машины.
«Немцам, — пишет, в частности, Черчилль, — навязали то, что было идеалом, к которому стремились либералы Запада... В Веймаре была провозглашена демократическая конституция, соответствовавшая всем новейшим достижениям в этой сфере. Предубеждение американцев против монархии ясно показало поверженной империи (Германии в 1918 году. — И.Ш.), что, став республикой, она может рассчитывать на лучшее обращение со стороны союзников, нежели оставшись монархией. Если бы мы придерживались мудрой политики, то увенчали и укрепили бы Веймарскую республику конституционным монархом в лице малолетнего внука кайзера. В национальной жизни германского народа образовалась зияющая пустота. Все сильные элементы, военные и феодальные, которые могли объединиться для поддержки конституционной монархии, оказались выбитыми из колеи. Веймарская республика со всеми ее идеалами рассматривалась, как нечто навязанное врагом, не сумела завоевать преданность немцев».
Описанию того, как либеральный Запад прокладывал дорогу Гитлеру к развязыванию новой мировой войны, у Черчилля посвящено много места, но стоит задержаться на важнейших с точки зрения судеб мира днях августа 1939 года в изложении сэра Уинстона: «Новые попытки [западных держав. — И.Ш.] договориться с Советской Россией. В Москву направлен спецпредставитель. Вместо Идена эта важнейшая миссия была возложена на Стрэнга, не имевшего никакого влияния. Назначение столь второстепенного лица было фактически оскорбительным шагом. Переговоры вращались вокруг вопроса о нежелании Польши и Прибалтийских государств быть спасёнными Советами от Германии. Англия направила адмирала Дрэкса, как оказалось, не имевшего письменных полномочий на переговоры. Совещание провалилось из-за отказа Польши и Румынии пропустить русские войска. [23 августа] в Москву прибыл Риббентроп... Гитлер и Сталин сознавали: это лишь временная мера. В пользу Советов нужно сказать, что им было жизненно необходимым отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий... Им нужно было силой или обманом оккупировать Прибалтику и большую часть Польши, прежде чем на них нападут...»
Старый либерализм с его ограниченностью и непрактичностью сгорел в пламени Второй мировой войны, но его предрассудки пережили все потрясения и сохраняют силу по сей день. Когда в 1947 году Фридрих Хайек собрал в Швейцарии, у подножия горы Мон-Пелерен, коллег, объединённых задачей «новой формулировки действенных идеалов», способных стать «оплотом капиталистического порядка перед социалистической агрессией», больше всего их сближала враждебность к Советскому Союзу. И один из участников этого собрания патетически воскликнул: «От русских можно чего-то добиться лишь в том случае, если относиться к ним не как к людям». Этим и выражает себя воинствующий западный либерализм, посягающий на демократию и не способный к диалогу с Другим за пределами западного мира.
Игорь Шумейко