О русском языке издалека

Прошу прощения у читателей, но без уклона в политические дебри поговорить о русском языке, как ни старался, не получилось. Впрочем, есть у меня железобетонное оправдание: не получилось по объективным причинам, ибо такова современная обстановка в мире, когда чуть ли не главным трендом цивилизационного противостояния объявляется сдерживание распространения русского языка вплоть до попыток полного его запрета.

Отсюда и будем исходить, попытавшись найти и понять причинно-следственную связь означенного противостояния, а заодно и докопаться до ответа на вопрос: причём же, всё-таки, здесь русский язык?

О противостоянии

Если совсем коротко, то создаётся ощущение, будто бы нам на Земле как-то вдруг стало тесно до невыносимости. Однако если «отмотать плёнку» назад, то совершенно явственно окажется, что тесно нам стало не сегодня и даже не вчера, а уже совсем в далёком прошлом. То есть, цивилизационное противостояние — это данность, в которой Россия живёт практически всю свою историю, когда вместо благодарности за регулярное отражение восточных орд, удостаивалась таких же регулярных западных Drang nach Osten. А это, в свою очередь, означает: противостояние не только было и есть, но и, скорее всего, всегда будет, несмотря на то, что по всем признакам мы — русские, как ни крути, генетически и территориально-исторически европейская нация, какие бы симпатичные и аргументированные теории ни придумывали сторонники альтернативных концепций.

Так и повелось: хватило «всего лишь» тысячи лет, чтобы понять — русских нельзя победить в войне, не хватит ни духу, ни полководцев, ни солдат, ни пуль, ни снарядов, ни самолётов, ни кораблей, ни танков, ни ракет. «На русского нужно две пули: одна, чтобы убить, другая, чтобы повалить», — сформулировал простую аксиому Фридрих Великий, предупреждая своих единоплеменников.

Впрочем, окончательное усвоение простой аксиомы случилось несколько позже, уже в 20-м веке, чему способствовала родившаяся на «цивилизованной» части Земли гипотеза о том, что даже вся наша планета не такая уж большая, а набирающие обороты глобализация вкупе с геополитикой нарисовали совсем уж тесную коммуналку, в которой русские умудрились отхватить самый лакомый кусок. Поскольку на передний план вышли экономические и информационные инструменты как самые эффективные заменители ракет, то именно они и стали главными орудиями, а безответные ракеты стали доставаться туземцам других регионов. Авианосцы, АПЛ с Томагавками и прочие Рапторы никто, конечно, не отменял и целеуказатели не перепрограммировал, но на главном многовековом цивилизационном фронте они, кажется, окончательно перешли во второй эшелон, что ничуть не снизило градус противоречий.

И ведь вот что интересно: общепринятой версией причин холодной войны в 20-м веке является утверждение об исключительно идеологическом противостоянии. Достаточно трудно с этим не согласиться, однако возникает вопрос: если на одном полюсе была коммунистическая идеология, то какая была на другом? Антикоммунистическая? А как же тогда эта противостоящая идеология звучала в строгом академическом изложении, которое однозначно должно исключать приставку анти-? И почему, наконец, когда исчезли идеологические противоречия, противостояние вновь встало во весь свой рост?

Поиск ответов на поставленные вопросы неизбежно приводит к совершенно крамольному выводу: идеологии, как совокупность взглядов, идей и мировоззрений социумов, были всегда, однако за исключением относительно короткого периода коммунистической России, борьба идеологий никогда не была движущей силой цивилизационных конфликтов. Да и недавний коммунистический вектор в России — лишь предлог для противостояния отнюдь не идеологического, и которое, повторюсь, было, есть и, по всей видимости, всегда будет. Следовательно, пора окончательно прекратить терять время, силы и ресурсы, выдумывая несуществующие идеологические противоречия и пытаясь вновь и вновь поднять знамя с очередным искусственным слоганом, не имеющим перспектив, выходящих за горизонт человеческой жизни.

Об идеологиях

Привлекательность и жизнеспособность той или иной идеологии во многом, если не во всём, зависит от автора и его писательского таланта, а в дальнейшем — от харизмы продолжателей дела. Без харизматичных продолжателей, способных увлечь за собой критически значимое количество приверженцев, даже при талантливой основе учения, никакая идеология не имеет долгих перспектив.

Боги умирают, когда люди перестают в них верить. Идеологии, переживая взлёты и падения, попадают на полки, пылятся и дают пищу для размышлений, ожидая возможного всплеска интереса, чтобы вновь, как и во времена своего расцвета, попытаться перевернуть мир. Это если повезёт. А ели не повезёт, то будут ожидать вечно. При этом, как показала история и при ближайшем рассмотрении, особого смысла «переворачивать мир» не обнаруживается. Цивилизационная технократическая парадигма, единожды выбрав направление, раз за разом перемалывает идеологии одну за другой, по ходу пристёгивая к ним приставку «нео», перемешивая и выдавая на гора странные симбиозы, типа «либеральный консерватизм» и наоборот, в том числе и так: «неоконсервативный неолиберализм». А если учесть, что по результатам деяний в отдельные периоды отличить все эти многочисленные -измы от последствий фашизма зачастую достаточно сложно, то возникает очередной вопрос: а в чём тогда смысл?

В итоге, как ни старайся, кроме персональных амбиций, умирающих вместе с авторами и продолжателями, никакого другого смысла не обнаруживается, ибо любая идеология рано или поздно адаптируется к существующей парадигме, встраивается в неё и живёт до тех пор, пока в ней у кого-либо есть нужда. Затем на смену приходит другая, превращая процесс в дурную бесконечность, ничуть не меняя существующего цивилизационного вектора. Впрочем, приходит или не приходит, не имеет значения, процесс и без этого идёт своим чередом. А приставка «нео-» свидетельствует лишь о том, что набор «-измов» уже исчерпан окончательно, то есть, как говорится, пора сушить вёсла, ибо всё уже придумано до нас.

Именно поэтому, вот уже как -надцать лет в России идёт очень оживлённая и, в такой же степени, очень бесплодная дискуссия с попыткой пересмотреть Статью 13 Конституции РФ, фактически запрещающую иметь идеологию. И все эти -надцать лет ни в малейшей степени и никем не было придумано ничего мало-мальски приемлемого и удобоваримого, выходящего за рамки ни о чём не говорящей идеологии цивилизационного разнообразия, лишь констатирующей существующее положение вещей.

Вывод. Весь спектр идеологий, накопленный человечеством, является не более чем игрой ума, имеющей сугубо относительную ценность и ничтожное значение, независимо от их общественного и научного признания, в силу неспособности оказать долговременного влияния на цивилизационную парадигму. В человеческом мире действуют и творят совсем другие силы и явления, искать которые следует гораздо глубже, чем принято. Явления, которые не зависят от сиюминутных потребностей тех или иных классов и сословий, зачастую придумывающих идеологические конструкции с одной лишь целью — захватить власть и, как следствие, воспользоваться (непременно для себя) теми благами, которые эта власть автоматически предоставляет.

Сказанное означает буквально следующее: история человечества — это история и борьба императивов, имеющих естественные ментальные корни, изначально присущие большим человеческим сообществам. России и, в более широком смысле, русскому миру от рождения присущ свой внутренний высший императив, который не есть идеология в академическом смысле, однако есть национальная идея, стоящая в иерархии выше любых врéменных идеологий, родовым недостатком которых в своей основе как раз и является захват и удержание власти. Поиску этого императива и посвящена следующая глава.

О русском языке

Сказавши «а», одним «б» не отделаешься.

Почти 100 лет назад советский языковед Лев Якубинский отмечал, что язык наш имеет «родовой характер». К сожалению, впоследствии это так и не стало предметом пристального внимания последующих поколений ни советской, ни российской языковедческих школ. Между тем, как будет показано ниже, именно эта внутренняя сущность такого всеобъемлющего явления, как русский язык, сформировала уникальную русскую ментальность и такую же уникальную цивилизацию, имеющую внутренний потенциал бесконечного расширения.

Дело в том, что ментальность русского народа формируется прежде всего русским языком, в котором изначально заложены коды и образы, «всасываемые с молоком матери» и, тем самым, незаметно закрепляемые на бессознательном уровне. В языке нашем есть ключевые слова, которые ведут тихую незаметную работу всю жизнь, так как связывают между собой очень многие понятия и явления, выстраивая мировоззрение как индивидуально, так и в масштабе всех носителей языка.

Это и просто и сложно одновременно. Возьмём для этого всего лишь одно очень мощное по своей энергетике слово «Род» и рассмотрим ряд образуемых этим корнем слов: род, родители, родственники, родные, родить, народ, природа, родник, родина (малая) и Родина (большая) и т. д. Таким образом, мы без труда увидим, что русский язык одним корнем объединяет сразу несколько основополагающих понятий, включая внутренний и внешний миры человека:

— семью, включая самых дальних родственников и весь народ, а также всех «себе подобных» (род, родные, родословная, народ, род человеческий);
— окружающие с детства пейзажи, включая их главный символ — русскую берёзку, и всю Землю в целом (плодородие, порода, родник, природа как жизнь на Земле и природа как вся вселенная);
— страну, в которой родился и вырос, и любую территорию Земли (родина, Родина).

Подобной взаимосвязи не обнаруживается в остальных известных и малоизвестных языках, за исключением славянских — родственных русскому, что является фундаментальной основой формирования уникальных ментальных свойств русского человека, рассматривающего весь окружающий его мир, вплоть до далёких звёзд, в качестве своего дома, который нуждается в защите. Независимо от того, хочет мир этой защиты или не хочет.

Это ни плохо ни хорошо, просто это та данность, которая диктуется русским языком, формирующим русскую вселенскую ментальность.

Попробуем упорядочить рассуждения и систематизировать наиболее характерные и очевидные критерии, факторы и условия, могущие потенциально или фактически формировать ментальность народа (этноса) и, как следствие, определять отношение к окружающему миру и создавать внутренние социально-этические императивы. В приведённой ниже классификации исключены индивидуальные особенности конкретного человека и его характер, как врождённые, так и приобретённые, и приведены лишь «внешние» факторы и «условия среды», в которых этот человек рождается, формируется и совершает те или иные поступки:

1. География распространения этноса, климат и природная специфика ландшафта. При всей очевидности данного критерия, он не выдерживает критики, так как не даёт конкретного, научно обоснованного ответа на вопрос: почему иногда, при схожести природно-климатических условий, у народов, населяющих разные страны, разная ментальность? Тем не менее, сбрасывать со счетов природно-климатический фактор не стоит, хотя бы по причине его недоказанности.

2. Гаплогруппы, выделенные генетическими исследованиями. Предшественницей генной теории была расовая теория, так и не получившая завершённости и по пути своего развития часто уходившая в расизм. Действительно, ген — специфический код, оставляющий свой след на протяжении всех последующих поколений. Исследование генов — интересная наука, помогающая понять происхождение тех или иных народов, их распространение и взаимовлияние на перекрёстках истории. Тем не менее, как «Маугли», выросший в волчьей стае, будет всю жизнь способен только рычать и не будет иметь шансов стать полноценным человеком, так и представитель любого этноса, с младенчества оторванный от своих корней, наиболее вероятно превратится в 100%-го представителя своей новой родины. «Маугли», генетически являющийся человеком, неизбежно приобретёт ментальность зверя. Человек, несущий индивидуальный генный код другого этноса, впитает менталитет народа, в котором с младенчества будет формироваться его личность.

3. Исторические преобразования, религия, традиции, культура, господствующая идеология, образование. Я сознательно объединил несколько областей общественного самовыражения в одном пункте, не выделяя из них главной, так как, на мой взгляд, они, несомненно, взаимосвязаны, оказывают друг на друга взаимовлияние и все вместе составляют сложный конгломерат регуляторов человеческих отношений, формирующий поведенческие, нравственные, этические и другие аспекты этих отношений. Остаётся вопрос: оказывают ли влияние эти сферы человеческих отношений на ментальность народа? Безусловно, оказывают самое непосредственное влияние и практически участвуют в её формировании. Более того, по отношению к ментальности эти сферы отношений первичны. Однако закономерно возникает следующий вопрос: каким образом религия, традиции, культура, идеология, образование, воспитание формируют ментальность, проникая через сознание в бессознательную область, буквально растворяясь в человеке? Посредством чего происходит это проникновение и дальнейшее усвоение и растворение? Ответ единственный — посредством родного языка.

4. Язык, как средство общения и коммуникации в обществе.

Именно родной язык, являясь первым посредником между явлением и человеком, одновременно является главным инструментом познания мира. От того, как устроена архитектура языка, его логические основы, зависит, кто, в конечном итоге, получится из человека, каково будет его мировоззрение и коллективный менталитет всего народа — носителя этого языка. Вопрос этот непростой и требует отдельного научного обоснования, но в первом приближении можно считать данную гипотезу чрезвычайно обоснованной: язык — первопричина формирования ментальности и, следовательно, отношения к миру. Таков закон, диктуемый русским языком.

Таким образом, сам русский язык в качестве социально-этического императива, является «матрицей», в которой изначально «зашито» вечное родовое русское стремление к спасению мира.

Сказанное вовсе не означает, что русский язык лучше других, а лишь говорит нам о его отличиях и врождённых свойствах, проверенных всей тысячелетней историей России. Историей страны, имеющей вечный потенциал расширения, независимо от внешних или внутренних обстоятельств и господствующих идеологий.

Заключение

Из предыдущих размышлений следует два важных вывода:

— России не нужна искусственная идеология. Все попытки придумать что-либо будут носить временный характер, выгодный на коротком отрезке лишь отдельной группе людей с целью захвата и удержания власти;
— русский язык имеет встроенный императив, который, при ближайшем рассмотрении, является национальной идеей, диктующей особое отношение ко всему миру, окружающему человечество. В узком смысле (в рамках государственных границ), а также в более широком смысле (в рамках цивилизационных границ русского мира) — это не что иное, как тот самый патриотизм, имеющий глобальный характер.

Другими словами: пока жив русский язык, русский патриотизм вечен и, безусловно, независим от любых врéменных идеологий, о чём, не скрывая страха и недоумения, всегда догадывались наши прошлые недруги и современные «партнёры»:

«Храбрость — это мужество, вдохновлённое духовностью. Упорство же, с которым большевики защищались в своих дотах в Севастополе, сродни некоему животному инстинкту, и было бы глубокой ошибкой считать его результатом большевистских убеждений или воспитания. Русские были такими всегда и, скорее всего, всегда такими останутся» (Й. Геббельс, «О так называемой русской душе»).

В этой связи рекомендую не испытывать никаких особых иллюзий: мы запрограммированы на противостояние планам глобализаторов, стремящихся поглотить всё и вся, и поэтому нас всегда будут считать, в лучшем случае, потенциальными противниками, а на самом деле — врагами, бесконечно вбрасывая самые разнообразные идеологические эксперименты, погружающие страну в очередную смуту с потерей контроля над частью территорий. А на отвоёванном пространстве — ограничивать русский язык, вплоть до его полного запрещения.

Резюме

Будучи единственно возможной национальной идеей для России, патриотизм, как ни пытаются прильнуть к нему самые разнообразные идеологические течения, наиболее близок к консерватизму в его классическом понимании, апеллирующему к врождённым традициям общества. Однако у него есть фундаментальное отличие от любой идеологии: русский патриотизм впитывается с молоком матери по мере освоения русского языка, действует на бессознательном уровне и не зависит от наличия или отсутствия теоретического обоснования и одновременно обладает внутренними побудительными мотивами к действию, независимостью от эпохи, отсутствием персонифицированных претензий на власть и, самое главное, не ограничен территориальными границами. Истоки русского патриотизма, распространяющего свои волны на всё человечество, намертво встроены в русский язык.

Александр Дубровский

* * *