Александр Запольскис. Брексит для Дойчебанка: айсберг для Титаника или спасательный круг?

Чем ближе становится дата Brexit, тем чаще аналитики обсуждают перспективу отказа Британии от неудачной попытки покинуть Евросоюз и внимательно рассматривают текст «той самой 50-й статьи», процесс выхода как бы регламентирующей. В некотором смысле это правильно. Определенные правила она, конечно, задает, но в то же время ее текст не отражает всего многообразия внутренних процессов в европейской экономике, самым непосредственным образом влияющих на общий расклад. Наглядным тому примером служит история трепыхания Deutsche Bank. Особенно та ее часть, которая теснейшим образом связана с Brexit.

На первый взгляд, всё кажется простым. Deutsche Bank является крупнейшим в Германии и четвертым в Европе банком. Входит в десятку величайших по размеру активов кредитных учреждений мира. Несмотря на громкое наименование, немецкий он весьма условно. Правительству Федеративной Республики принадлежит лишь 14% акций. Остальные находятся в руках различных частных фондов, включая зарубежные. А еще на протяжении последних десяти лет он находится при смерти.

Столкнувшись с мировым финансовым кризисом 2008 года, DB внезапно выяснил, что он, конечно, огромный и работает с активами всего мира, однако изрядная их доля у него токсична. Практически как у Lehman Brothers, только в Европе.

В 2012 году выяснилось, что даже после активной лакировки балансов, со слов уволившихся оттуда сотрудников, банк скрывал 12 млрд евро убытков по деривативам за счет целенаправленного манипулирования с их оценочной стоимостью. Контракты на общую сумму в 130 млрд намеренно не переоценивались. В противном случае размер убытков вынудил бы руководство организации обратиться за срочной помощью к немецкому государству.

Lehman Brоthers признал банкротство, имея активов на 639 млрд долларов и долгов на 619 млрд. В мае 2016 долговые обязательства Deutsche Bank превышали размер его депозитов в 40 раз. Из 33 крупнейших банков Америки проведенное стресс-тестирование провалили всего два: испанский Santander и американский филиал Deutsche Bank. К этому моменту весь DB еще разместил среди своих акционеров три срочных дополнительных выпуска акций на общую сумму в 8 млрд евро с дисконтом в 30% от номинала. Курс его бумаг упал вчетверо, опустившись до тридцатилетнего минимума в 12,37 евро за штуку. Но это не предел. Сегодня они торгуются чуть выше девяти.

Словом, даже с учетом статуса глобальной системообразующей мировой финансовой организации (GSIBs), Deutsche Bank должен был рухнуть. Разве что не внезапно, а, так сказать, управляемо. Однако его всеми силами удерживают на плаву. Прежде всего, немецкие власти, хотя они же всеми силами убеждают общественность в своем нежелании это делать. Как так, почему?

Ответ кроется в планах на реформирование Евросоюза. Уже как-то упоминалось, что одной из ключевых причин желания Лондона выйти из состава ЕС явилось стремление Брюсселя поставить под свой контроль банковско-финансовую систему бывшей великой Британии. Но эта фраза не отражает в должной мере всей полноты картины. Есть поговорка, что власть порождает ружье, но в действительности она находится у того, кто контролирует деньги. И вот с этого места становится интересно.

По итогам 2017 года по размеру совокупных активов крупнейшим банком Европы считалась британская группа HSBC, управлявшая капиталом в 2,5 трлн долларов. Вторым шел BNP Paribas (2,34 трлн), третьим — Credit Agricole Group (2,11 трлн), оба французские. Затем, как отмечено выше, стоял Deutsche Bank (1,76 трлн), и замыкал пятерку испанский Banco Santander (1,73 трлн). Если все деньги в ТОР10 сложить вместе, то совокупный капитал в 17 трлн долларов с долей в 29,6% контролировали три британских банка, с долей в 44,1% — четыре французских и по одному немецкому (10,3%), испанскому (8,8%) и голландскому (7,2%).

Получился забавный расклад. Контролируя 2/3 общих денег, Континент постепенно отжимал контроль над банковскими операциями у лондонского Сити, что британским финансистам нравиться, конечно, не могло. Но если смотреть шире, к настоящему моменту в Европе сложилась парадоксальная ситуация. Имея по размеру ВВП экономику в 1,4 раза больше британской и почти в 1,5 раза больше французской, Германия при этом контролирует денежный поток в 3 раза меньше, чем Лондон, и в 4 раза меньше, чем Париж.

Более того, каждый из ключевых конкурентов, если понадобится, вполне может позволить себе потерять «из-за плохих активов» по одному, а то и по два своих крупнейших банка, сделав замену через перераспределение капиталов в результате управляемых слияний из состава списка второй десятки. Там у британцев и французов есть по одному банку с активами под 1 трлн долларов. Тогда как у немцев, кроме DB, в запасе имеется лишь DZ Bank Group на двадцать втором месте со скромными 605 миллиардами.

Таким образом, Берлину, при любом отношении к вопросу, допустить крушения Deutsche Bank нельзя ни в коем случае. Это место за мировым финансовым столом у немцев единственное. Иначе, вчистую выиграв в Европе промышленную и торговую гонку у французских промышленников, Ангеле Меркель (или любому, кто придет ей на смену) неизбежно придется идти сдаваться французским банкирам. Чего делать сильно не хочется. По целому ряду причин, включая элементарную логику. Деньги-то зарабатывают немцы, так почему они должны стать вторыми после французов? А если позволить DB утонуть, то больше инструментов необходимого масштаба у Берлина не останется, и вопрос отпадет сам собой.

При чем тут Brexit и айсберги? При том, что 20% совокупной прибыли Deutsche Bank получал от своего британского филиала и разных на него там замкнутых сервисов, включая страхование. Разрушение некогда единого банковского пространства фактически этот филиал топит. Деньги из Сити активно бегут, тем самым разрушая налаженные схемы и фатально снижая получаемый гешефт, что для и без того через раз дышащего больного всё равно что отключить кислород. Не то, чтобы сразу смертельно, однако нагрузку на и без того дряхлый организм прибавляет.

Поэтому у немцев остается одна надежда — перетянуть на Франкфурт часть капиталов, ранее обслуживавшихся в «британском сегменте». Все полностью, конечно, не получится. По разным оценкам, до 20% денег в Лондоне по разным причинам останутся. Из прочих примерно половина уже нацелилась на Париж, что не удивительно, учитывая приведенные выше цифры по размеру контролируемых долей. Но даже в этом случае немцы рассчитывают «прибрать к рукам» (точнее — лишь взять в «управление») порядка 2 трлн долларов, что в 1,17 раза превышает все нынешние совокупные активы Deutsche Bank.

Сопряженные с ними доходы вполне позволяют рассчитывать излечить больного и сохранить для Берлина место за большим финансовым столом Евросоюза. Пусть не в лидерах, пусть при соотношении 1 к 3 по отношению с Францией, но это явно лучше нынешнего 1 к 4, да еще на грани впадения в кому. Если на то пошло, финансовые власти ФРГ, вместе с ЕЦБ, на протяжении более двух лет, начиная с весны 2016 года, пытались реанимировать DB через его продажу другому крупному игроку — Commerzbank, в котором у Берлина также имеется 18% доли.

Но как кудесники ни пытались играть наперстками, всё равно выходило, что банк с капиталом в 450 млрд долларов ни при каких обстоятельствах, даже с учетом активной помощи Бундесбанка и особой программы дешевого кредитования от ЕЦБ, не в состоянии удержать на плаву захворавшую махину размером в 1,76 трлн долларов.

Спасти DB, а заодно и Германию, может только успешный дерибан британской доли совокупного банковского сектора Европы. Следовательно, Лондон обязан уйти. Без вариантов. Кстати, вторые 2 трлн долларов, которые уже устраиваются на обслуживание в ведущих банках Франции, лучше всего способствуют солидарности Парижа и Берлина. Так что шансов «всё отменить и остаться» у Британии нет вообще никаких.

Но вот чем результат окажется для Deutsche Bank, сейчас является самой большой интригой. Либо айсбергом, как для Титаника, либо чудесным спасительным кругом. Пока, хоть и отчаянными усилиями, немцы держатся. Даже сумели впервые за 10 лет показать по итогам трех кварталов 2018 года чистую прибыль. Правда, весьма скромную. Доход за третий квартал составил 262,7 млн долларов, что в 1,7 раза больше прогноза Reuters, но всё равно на 65% ниже итогов аналогичного периода 2017 года.

Дело осложняется серьезными сомнениями в достоверности представленных цифр. Руководство банка контролирующие органы уже ловили на махинациях с отчетностью в 2008, 2009, 2011 и 2014 годах. В настоящий момент, точнее, еще с ноября 2018 года, прокуратура Франкфурта-на-Майне и федеральное ведомство уголовной полиции ФРГ ведут дело в связи с подозрением в отмывании денег, в том числе, российских олигархов. Это чревато серьезными штрафами. Кроме того, по сей день над DB висит американский штраф на 14 млрд долларов, свободных денег на выплату которых на балансе банка просто нет. По разным источникам, аккумулировать получилось не более 9 млрд.

Словом, нас всех ожидает весьма интересный и богатый событиями год. Всех, потому что крушение банка, входящего в список GSIBs, автоматически вызовет последствия, на фоне которых история с американскими субстандартными ипотечными облигациями покажется милой детской игрой в фантики. Так что, при всех оговорках и замечаниях, лучше, чтобы Deutsche Bank всё же устоял, в том числе для усиления сотрудничества по линии российско-германского стратегического взаимодействия.

Александр Запольскис

* * *