Борис Марцинкевич. Путешествие по Росатому. Государственный союзный проектный институт

Мировой атомный энергетический проект в настоящее время имеет как своих сторонников, так и многочисленных противников. Противников условно можно разделить на две большие группы — на тех, кто аргументирует свою позицию различными фобиями и на тех, кто предпочитает использовать аргументы экономические.

С первыми более-менее понятно — это так называемые «экологические движения», как тот же «Гринпис», апеллирующие к скрытым страхам, старательно подчеркивающим не только к трем крупнейшим техногенным авариям в истории атомной энергетики, но и к мельчайшим инцидентам, не брезгуя и откровенными подлогами, искажением информации. Среди этой публики хватает тех, кто заблуждается совершенно искренне, но их болезненная тревожность снимается за счет получения объективных знаний о том, что такое радиоактивность и объяснений элементарных вещей: «Нет, над градирнями АЭС не зловредная радиация вырывается, это облака водяного пара». Но финансирование этих «экологических движений» зачастую уходит в те группы предпринимателей, которые заняты развитием и внедрением «зеленой энергетики», в которую вливаются очень серьезные бюджетные деньги различных государств. Конкуренция бывает разной — используется и вот такая.

Экономика атомного проекта — критерий важный, но не единственный

«Экономические» противники чаще всего частные инвестиционные компании, считающие единственно верным показателем привлекательности того или иного вида генерации энергии ровно один показатель LCOE, Levelized Cost of Energy, Нормированная стоимость электроэнергии — средняя расчетная себестоимость производства электроэнергии на протяжении всего жизненного цикла электростанции. Рассчитывают LCOE в денежных единицах (долларах, евро, рублях и т.д.) за произведенный мегаватт или киловатт электроэнергии, при этом учитывают все возможные расходы. Капитальные затраты на этапе строительства, а в случае инновационных энергоблоков АЭС — еще и расходы на этапе проектирования, ежегодные операционные затраты и затраты на содержание, затраты на топливо и даже ставку банковского дисконтирования — традиционно предполагается, что инвестиции идут за счет кредитования.

LCOE — безусловно, важный показатель, его нельзя не учитывать, но при этом нужно помнить и то, что абсолютно точным его не назовешь. Простой пример — жизненный цикл современных паро-газовых установок составляет 25-30 лет, но откуда взять способ вычислить стоимость природного газа на таком отрезке времени? Сегодня кредитная ставка 10%, через семь лет они могут упасть до 5%, и перекредитация изменит все расчеты самым радикальным образом. Тем не менее, многие частные инвестиционные фонды возводят LCOE в некий абсолют и, при выборе варианта, в какой вид электрогенерации инвестировать, ориентируются именно на него. Однако, если погрешности в расчете LCOE могут оказаться велики даже при традиционных видах генерации, то что уж тогда говорить про АЭС, жизненный цикл которых, с учетом времени на строительство и демонтаж, стал подтягиваться к 80 годам, а с учетом возможного срока продления эксплуатации, так и вовсе к 100?

В расчетах LCOE учитываются и эксплуатационные расходы, в том числе и регулярные планово-предупредительные расходы, во время которых в случае необходимости, производят и частичную замену оборудования — вышедших из строя тех или иных компонентов. Но и эти расчеты не могут быть точными — как можно суметь оценить, сколько будет стоить вот та заглушка через 15 лет? А вот тот патрубок? Одним словом, с точностью подсчета LCOE, скажем мягко, не все так просто — уже поэтому доверяться при планировании инвестиций в строительство новой генерирующей мощности только и одному, пусть даже весьма существенному критерию, вряд ли логично. Специалисты и эксперты спорят, меняют методику подсчетов, но в этот раз мы не о сущности используемой методики и даже не о том, что по инициативе Владимира Путина, высказанной им на Саммите 1000-летия. МАГАТЭ развивает Международный проект по инновационным ядерным реакторам и топливным циклам ИНПРО, который предлагает совсем иную, более универсальную и более всеохватывающую методику оценки инновационных ядерно-энергетических систем.

Развитие атомного проекта в любой стране дает потенциальную возможность перейти на совершенно иной уклад науки, техники, технологий, промышленности, чем те, которые были до его появления, до начала пути во всемирный «атомный клуб». Этому трудно дать какое-то академически точное описание, определение, поэтому предлагаем попробовать отследить за тем, как развивался наш отечественный атомный проект, какие «ответвления» он давал по мере своей эволюции. Для этого мы не станем отслеживать цепочку научных и технических открытий, а попробуем несколько иной подход.

Проектные институты Спецкомитета по атомной энергии

Когда мы вспоминаем о том, как усилиями сотрудников Спецкомитета и, прежде всего, коллектива ученых под руководством Игоря Васильевича Курчатова был создан наш самый первый урановый котел, как тогда называли ядерные реакторы, то зачастую начинаем с таких, примерно, слов:

«Срочно по всей стране были организованы геологические экспедиции для поиска месторождений урана. Рудники появились в Узбекистане, Таджикистане, Киргизии, на Украине».

«Из металлического урана на заводе в Электростали начали производить блочки — цилиндры».

«Строительство одноэтажного здания “монтажных мастерских” с котлованом для котла глубиной 7 м и с подземным входом закончили в июле 1946 года».

Заметили, что объединяет выделенные слова? Рудники не могли «появиться» — их спроектировали и построили. Цилиндрические блоки на заводе в Электростали не производили в общих цехах всем заводом — небольшая группа высококвалифицированных профессионалов делала это в отдельных производственных помещениях. Строительство здания для реактора Ф-1 («физический, первый») не шло по наитию — его спроектировали со всеми необходимыми коммуникациями, с подземным залом, системами входов и выходов. Да, все верно — мы попробуем рассказать о тех, кого почему-то очень нечасто вспоминают — о людях, которые проектировали все, что имело отношение ко нашему отечественному атомному проекту.



Разумеется, инженеров-проектировщиков нельзя было собирать по методу «с бору по сосенке» — требовался хорошо сработавшийся, слаженный коллектив, которому можно было доверить такую работу. При этом в описании того, что предстояло выполнить, честнее всего можно было писать «Товарищи, там така-а-ая работа...» — ведь никто, ни один человек до начала разработки уранового котла толком и не представлял, что именно нужно строить, разработать техническое задание было просто невозможно. «Нужно здание для уранового котла. Он большой, из него будет лезть во все стороны радиация, а еще он может взорваться» — вот как еще Игорь Курчатов мог объяснить Лаврентию Берии, что за здание-помещение для Ф-1 требуется? Лаврентий Павлович, при всех его организаторских способностях, специалистом атомной, ядерной, квантовой физики ни разу не был. Судя по всему, от слова «взорваться» Лаврентий Павлович и оттолкнулся, размышляя, какой проектный институт можно подключить к такому невероятному проекту.

ГСПИ-11 — от проектов заводов боеприпасов к проектированию ядерных объектов

Свой выбор Лаврентий Берия остановил на ГСПИ-11, государственном союзном проектном институте №11, входившем в структуру Наркомата боеприпасов. С момента своего создания в 1933 году Ленинградский «Двигательстрой», впоследствии получивший наименование ГСПИ-11, занимался проектированием сначала завода по производству торпед, а затем предприятий, производивших взрывчатые боевые вещества. За годы войны ГСПИ-11 выполнил разработку 252 проектов строительства и модернизации, можно только восхищаться таким темпом работы, который и обеспечил инженерам института тот опыт и компетенции, которые сполна потребовались в послевоенные годы.

Уже 4 сентября 1945 года, через две недели после создания Спецкомитета и на следующий день после подписания Японией акта о капитуляции, приказом Государственного комитета по обороне №996 ГСПИ был переподчинен ПГУ при Совнаркоме. В институте стали появляться совсем новые специалисты — чтобы стать комплексной проектной организацией совершенно новой отрасли, требовались люди, хорошо разбиравшиеся в атомной физике, одновременно с институтом создававшейся новой отрасли науки — радиологии. Предстояло искать оптимальные решения по размещению оборудования для основных технологических процессов, одновременно решая проблемы биологической защиты от ионизирующих излучений, герметизацию опорной арматуры, дистанционное управление и обслуживание, возможность брать необходимые пробы без риска облучения, обращения с радиоактивными отходами. Инженеры-проектировщики с каждым днем работы в новой отрасли приобретали совершенно новый опыт, приходившие в коллектив физики и химики приобретали опыт проектирования. Проектировщики знакомились со строением атомов и молекул, со свойствами альфа, бета и гамма излучений, физики и химики выясняли, чем отличаются друг от друга сорта бетона и осваивали тонкости сопромата. Сейчас прорывы в науке ожидаются на стыках научных дисциплин, это стало новым трендом во многих вузах и академических институтах, но первые опыты подобного рода происходили отнюдь не в учебных аудиториях — условия были куда как более спартанскими, а ответственность за любую ошибку намного выше.


Монтаж первого советского физического атомного реактора Ф-1.

Реактор Ф-1, проработавший более 60 лет, в 2016 году стал музеем. 60 лет работы вместо первоначально планировавшихся 5-6 лет, многие тысячи экспериментов — ошеломляющий результат работы коллектива ученых и конструкторов под руководством Игоря Васильевича Курчатова. Но действительно удивляет, что так редко вспоминают о том, что все эти годы все эксплуатационные условия выдержало и здание реактора — первого атомного объекта ГСПИ-11, который за годы, прошедшие с той поры, не раз менял свои названия, и теперь известен нам как ВНИПИЭТ («Восточно-Европейский головной научно-исследовательский и проектный институт энергетических технологий»), о котором, конечно, можно написать далеко не одну статью.

Один проектный институт — хорошо, но мало

В 1948 году ГСПИ одновременно проектировал и вел надзор над строительством промышленных объектов невероятной сложности сразу в нескольких регионах страны. В Арзамасе-16 для КБ-11 (теперь это город Саров и РФЯЦ-ВНИИЭФ, российский федеральный ядерный центр — всероссийский НИИ экспериментальной физики) строились здания лабораторий и опытно-промышленного производства. В Челябинске-40 ГСПИ-11 проектировал строительство Комбината-817 — в будущем городе Озерске для производственного объединения «Маяк» возводились реакторный и радиотехнические предприятия, одновременно шла работа на Объекте-905 — Семипалатинском полигоне, на котором долгое время шли испытания атомного и ядерного оружия. Этот список можно продолжать, но вывод, к которому пришли руководители Спецкомитета, был очевиден — один проектный институт с нарастающим объемом работы справиться не может.

9 февраля 1948 года постановлением Совмина №200-90 на базе ГСПИ-11 и проектно-конструкторского бюро НИИ-9 (нынешний ВНИИНМ им. А.А. Бочвара, всероссийский НИИ неорганических материалов) был создан второй проектный институт — ГСПИ-12. С учетом того, что в его состав сразу вошли лучшие специалисты, ГСПИ-12 подключился к работе в режиме «с места — в карьер». «Старший брат» передал часть своих заданий новому институту: проектно-изыскательские работы производства по работе с металлическим ураном на «Маяке», на Комбинате-7 (первый в стране завод, обогащавший урановую руду в эстонском Силламяэ), на одном из первых в стране уранодобывающих предприятий — Рудоуправлении №8 в Киргизии, на заводе №250 в Новосибирске — нынешний НЗХК, Новосибирский завод химических концентратов в составе «ТВЭЛ», комбинат № 816 в Томске-7 — теперь это город Северск и Сибирский химический комбинат и так далее. Сразу выявилась одна особенность, отличавшая ГСПИ-12 от ГСПИ-11 — новому институту стали поручать комплексное проектирование населенных пунктов, которые мы привыкли называть «атомными городами». Не так много не то что в стране, но и в мире проектных институтов, в послужном списке которых можно обнаружить такую запись: «Комплексная застройка городов Озерск, Снежинск, Новоуральск, Лесной, Глазов, Протвино, Дубна, Электросталь и др.».

Новые технологии, новые отрасли промышленности

Несмотря на огромную нагрузку в военной части атомного проекта ГСПИ (именно так, без номера, называется институт, входящий в Научный дивизион Росатома) стал делать и проекты, касающиеся других направлений. На Чепецком механическом заводе было освоено производство металлического кальция, циркония, бериллия и изделий из титана, которые востребованы в цветной металлургии, в авиационной промышленности и в судостроении, в очистке нефти и газа, в машиностроении, в химической и медицинской отраслях. Немного особняком стоит еще один проект, разработанный ГСПИ для нужд металлургии сверхпрочных сплавов, он настолько необычен, что про него нельзя не упомянуть.


Гелиокомплекс «Солнце» — солнечная печь, одна из крупнейших в мире (СССР, Узбекистан), Фото: victorborisov.livejournal.com.

Гелиокомплекс «Солнце», солнечная печь в Паркенте, неподалеку от Ташкента, начавшая работать в 1987 году. Установка, обеспечивающая нагрев особо тугоплавких материалов до 4’000 градусов за несколько секунд за счет использования солнечных лучей. Нагрев, который исключает появление загрязняющих элементов — здесь ничего не горит, работает только система зеркал, фокусирующих солнечные лучи. Количество зеркал, установленных на гелиостатах — 12’090, их работа синхронизирована для того, чтобы собранные ими лучи одновременно приходили на концентратор, изогнутое зеркало размером 54 на 47 метров. Именно оно направляет сконцентрированные до минимального размера лучи на технологическую башню, оборудование которой и превращает этот «солнечный зайчик» мощностью в 1 МВт в тепло рабочей установки. Здесь исследуют свойства ниобия (температура плавления — 2’477 градусов Цельсия), молибдена (температура плавления — 2’623 градусов Цельсия), тантала (3’017 градусов), вольфрама (3’422 градуса) и рения (3’186 градусов), чтобы точнее определять их сопротивление деформации ползучести не только в чистом виде, но и в сплавах с различными другими металлами. Не должен «ползти» металл лопаток турбин электростанций с температурами пара в 500-600 градусов, не должен «ползти» металл стенок сопла реактивных или ракетных двигателей при температуре газа в 2’000 — потому физико-технический институт «Физика-Солнце» Академии наук Узбекистана получает новые и новые заказы на проведение исследований.

















В Глазове с 2010 года работает единственное в России подразделение, освоившее промышленный выпуск сверхпроводящих материалов, созданное для выполнения обязательств по реализации проекта ИТЭР, международного термоядерного экспериментального реактора. 100 тонн ниобий-оловянных стрендов для проводника тороидального поля и 125 тонн ниобий-титановых для проводника полоидального поля были изготовлены к 2014 году, но эта продукция востребована с каждым годом все больше. Сверхпроводники необходимы при изготовлении томографов на ядерно-магнитном резонансе, для поездов на магнитной подушке, в накопителях энергии нового поколения, в исследовательской аппаратуре химиков, медиков, геологоразведки, в системах телекоммуникации.

Проектировал ГСПИ и Ульбинский металлургический завод в казахстанском Усть-Каменогорске, который производит широкую номенклатуру продукции из тантала и ниобия — они необходимы для создания сверхпрочных металлических сплавов, использующиеся для в авиакосмических технологиях, ими наносят на сопла форсунки двигателей самолетов и ракет, тантал-ниобиевые сплавы востребованы в радиотехнике и в электронике, в химическом аппаратостроении. ГСПИ разработал проект Кирово-Чепецкого химического комбината, на котором уже в 50-е годы впервые в СССР началось производство собственных фторопласта, фторсоплимеров и фторкаучуков, в начале 70-х здесь было начато производство минеральных удобрений. После приватизации и разделения КЧХК на два отдельных предприятия ГСПИ получил и выполнил заказ от «Уралхим» проекта модернизации предприятия, и теперь КЧХК является одним из крупнейших в Европе химических предприятий, уникальное по ассортименту выпускаемой продукции.

Возвращаясь к началу статьи, к попыткам оценивать строительство АЭС только и исключительно при помощи единственного показателя — LCOE, мы видим, что такой подход оказывается далеко не полным и не достаточно объективным. Появление атомной индустрии в СССР потребовало создания специализированных проектных институтов, которые, набирая опыт и компетенции при работе на основного заказчика, оказались способны принять самое деятельное участие в создании совершенно новых отраслей промышленности.

Конечно, это далеко не очевидный процесс, предсказать, как именно пойдет развитие экономики за счет появления в ней атомного кластера вряд ли возможно. В 80-е годы, когда в Советском Союзе решили, наконец, привести в порядок обращение с радиоактивными отходами не только атомной промышленности, но и многих других предприятий, производственные процессы на которых приводят к образованию низко— и среднеактивных отходов, было создано предприятие «Радон». Сейчас у него множество филиалов по всей стране, но старт был дан московским научно-производственным объединением, на котором и разрабатывалась вся технология — от транспортировки до способов переработки, утилизации и безопасного захоронения. Разумеется, за разработкой технологий московский «Радон» обратился в профильную проектную организацию — в ГСПИ. Проекты были сделаны, «Радон» вполне успешно освоил технологии и продолжает заниматься своей работой. Но история на этом не заканчивается. Вскоре после окончания этой работы ГСПИ, как и вся страна, вляпался в перестройку и в те самые 90-е годы, когда финансирование было сокращено в десятки раз. Для того, чтобы сохранить уникальный коллектив, заказы приходилось искать за пределами отрасли — напомним, что государственная корпорация Росатом была создана в 2007 году, до этого времени нужно было каким-то образом в буквальном смысле слова выживать, у Минатома, ставшего наследником министерства среднего машиностроения не хватало сил держать на плаву все структурные подразделения.

Мы, конечно, не знаем всех подробностей, но в конце 90-х Белгородская область каким-то образом вышла на ГСПИ с просьбой о помощи в решении проблемы бытовых отходов — проблема обращения с мусором существовала всегда, кто-то должен был попытаться решить ее первым. Сейчас эта проблема стала еще более актуальной, рассматриваются самые разные варианты ее решения, а мы просто хотим напомнить, что комплекс по переработке твердых бытовых отходов мощностью 100 тысяч тонн в год, разработанный ГСПИ, уверенно работает в Белгородской области с 2002 года. Логика действий руководства области совершенно прозрачна и очевидна — если уж ГСПИ справился с проектами обращения с радиоактивными отходами, то к кому идти с проблемой бытовых отходов? Какую логику использует правительство России в наши дни, понять намного сложнее, но это уже совсем другая тема.

ЭВМ на службе атомного проекта

Но ГСПИ — это не только новые отрасли промышленности, значение института для страны оказалось намного шире. В 60-е годы в ГСПИ появился один из первых в СССР компьютеризованных вычислительных центров, оснащавшийся последовательно все более мощными отечественными ЭВМ — «Наири», «Минск-22», «Минск-32», графопостроителями, в связи с чем скорость и качество работы проектировщиков значительно увеличились. Тогда же в 60-е годы в составе ГСПИ появились отделы «Проектирование исследовательских реакторов и стендов» и Бюро КИИ, комплексных инженерных изысканий. Если с первым все ясно из самого его названия, то со вторым чуть сложнее — этот отдел выполнял все виды работ по инженерно-геологическим изысканиям, инженерно-гидрометеорологическим и инженерно-экологическим. Вот теперь давайте посмотрим на все перечисленное вместе: ГСПИ «учился» проводить все работы, необходимые для лицензирования строительных площадок (исследование состояния грунта, учет климатических условий и оценка воздействия на внешнюю среду), был готов сотрудничать с конструкторскими подразделениями Минсредсмаша, разрабатывавшими различные виды конструкций исследовательских реакторов и делать все это быстро, поскольку вычислительные мощности ЭВМ превосходили самые быстрые и ловкие пальцы инженеров, работавших с логарифмическими линейками и арифмометрами. Учиться специалисты ГСПИ умели быстро, знания мгновенно использовались на практике. Именно ГСПИ проектировал научные центры с исследовательскими реакторами (и без них) и лабораториями в Тбилиси, Минске, Риге, Алма-Ате, а также в Югославии, в Болгарии, в Алжире, в Египте, Ираке, Корее, Вьетнаме, Ливии, Китае, Индонезии, Гане, на Кубе. Многократное расширение отечественного атомного проекта и расширение научно-технологического влияния в мире — наверное, коротко это можно назвать именно так.

У Аналитического онлайн-журнала Геоэнергетика.ru нет возможности изучать архивы ГСПИ, но то, что институт принимал участие в проектировании исследовательских реакторов не только в вышеприведенном списке, сомнению не подлежит. Косвенное свидетельство — открытый список реализованных ГСПИ проектов: ВНИИНМ, ИТЭФ (институт теоретической и экспериментальной физики, который последовательно переходил из системы Академии наук в Росатом, а затем в состав Курчатовского института, где, судя по всему, и закончил свое существование как научная организация), ФЭИ (физико-энергетический институт им. А.А. Лейпунского, город Обнинск), НИКИЭТ, НИИ АР (НИИ атомных реакторов, город Димитровград), МИФИ — и это не полный список. Научная школа Росатома — основа его нынешних успехов, ГСПИ сделал существенный вклад в создание этой школы в самом буквальном смысле этого слова, его коллектив проектировал и осуществлял авторский надзор над десятками проектов. И с каждым новым реализованным проектом ГСПИ все больше и больше соответствовал статусу научного учреждения — ведь проектировать объекты ему приходилось при самом тесном сотрудничестве с разработчиками реакторов и стендов самых разных типов — на быстрых нейтронах и тепловые, на тяжелой воде, с различными замедлителями, которые создавались для различных целей.

Новые направления в медицине

Мы уже упоминали о том, что ГСПИ разрабатывал и проекты жилищного строительства — жилых кварталов и целых городов, потому нет ничего удивительного в том, что по его проектам строились и санатории и дома отдыха для работников атомной отрасли. Пятигорск, Ессентуки, Сухуми, Судак, Ялта, Усть-Нарва — широкая география и опыт сотрудничества с сотрудниками министерства здравоохранения. Но, если сотрудников ГСПИ такое знакомство обеспечивало разве что аскорбинки в подарок да горчичники без очереди, то Минздраву этот «блат» дал куда как больше. Внедрение новых методов диагностики и лечения с помощью меченых изотопов и различных форм облучения ионизирующими источниками — это тоже ГСПИ и это, простите, еще один повод для размышлений по поводу LCOE атомной энергетики. Институт медицинской радиологии в Обнинске, научно-исследовательский рентгенорадиологический институт в Ленинградской области, радиологическое отделение в Онкологическом научном центре в Москве, Институт медико-биологических проблем там же, Всероссийский научный центр молекулярной диагностики и лечения в Московской области — список, конечно, далеко не полон.

Физика ускорителей

В 1973 году был создан отдел научных и специальных высокоточных измерений, ставший создателем нового научного и практического направления — высокоточной измерительной геофизики. В кратчайшие сроки были разработаны уникальные методики и средства измерений, позволяющие обеспечить точность монтажа технологического оборудования (0,1-0,2 мм), с учетом оценки влияния экзогенных и техногенных факторов на сооружения. При разработке этого направления ГИПСИ учитывал накопленный им опыт в еще одном направлении, связанном с развитием фундаментальной науки — физики ускорителей элементарных частиц. В 1965 году было завершено строительство разработанного ГСПИ кольцевого ускорителя электронов «Арус» (Армянский Ускоритель) мощностью 6,5 ГэВ в Институте физики в Ереване и линейного ускорителя электронов ЛУ-2000 мощностью в 2’000 МэВ в Харьковском физико-техническом институте. В том же году начал работу объект, предназначенный для изучения космических лучей — ионизационный калориметр с рабочей площадью в 1’600 квадратных метров на горе Арагац в Армении для Ереванского физического института.

В этом веке крупные научные проекты разрабатываются и финансируются в международной кооперации — слишком сложно и дорого, а в середине 60-х годов наша страна могла себе позволить строительство объекта, общий вес оборудования которого превышал 16 000 тонн на высоте 3 200 метров над уровнем моря. В 1967 году в Протвино, в ИФВЭ (институт физики высоких энергий) начал работу протонный синхрофазотрон У-70,в начале 70-х — сильноточный ускоритель электронов «Факел» в Курчатовском институте, в 1976 — «Мезонная фабрика» в Троицке и циклотрон У-240 в Киеве. Советский Союз сумел создать выдающуюся научную школу физики высоких энергий, этот авторитет обеспечил России одну из ведущих ролей в реализации проекта Большого Адронного Коллайдера — и это тоже, в числе прочего «побочный результат» развития атомного проекта.

Управляемый термоядерный синтез

Строящийся усилиями десятков стран во Франции международный экспериментальный термоядерный реактор, ITER по принципу своего устройства — токамак грандиозной мощности, а слово «токамак» уверенно вошло в многие языки. Откуда оно взялось? Это просто аббревиатура, сокращение от «ТОроидальная КАмера с МАгнитными Катушками», придуманная в начале 50-х годов учеником Курчатова Игорем Николаевичем Головиным, одним из тех ученых, который приступил к реализации идеи Игоря Тамма и Андрея Сахарова о возможности овладения управляемой термоядерной реакции.


Строительная площадка Международного экспериментального термоядерного реактора ITER (Франция).

С учетом всего, написанного выше, вряд ли у кого-то из вас, уважаемые читатели, есть сомнения в том, что ГПСИ принял участие в развитии и этой отрасли науки. По его проектам в 1984 была создана установка «Ангара-5-1», один из крупнейших в мире генераторов сверхмощных (до 12 ТВт) электрических импульсов, а в 1987 году осуществлен физический пуск комплекса «Токамак-ТСП» (токамак с сильным полем). Развитие атомного проекта обеспечило стране мировое лидерство и в этом направлении науки — и это тоже не подпадает под оценку при помощи критерия LCOE.

Атомная энергетика — слагаемое устойчивого развития

Конечно, в этой статье мы не затронули множество других «побочных эффектов» развития отечественного атомного проекта, но они все входят в такое понятие как устойчивое развитие государства. Атомный проект, атомная энергетика служат надежной основой для развития новых отраслей промышленности, новых направлений науки, научно-техническое развитие традиционных отраслей экономики. Этот критерий очень сложно оценить математически строго, но он очень важен, значим для любой страны, решающейся на вступление в престижный «атомный клуб». Для стран-новичков наиболее целесообразный путь к этому клубу — через создание центра ядерной науки и технологий, обычно состоящего из исследовательского реактора, оснащенного комплексом оборудования и лабораторий, которые позволяют вести как научную работу, так и обучение национальных специалистов в тесном сотрудничестве с конструкторами, создателями таких ЦЯНТ. Путь, пройденный ГСПИ, показывает, что такое сотрудничество начинается уже с того момента, как начинается подбор будущей строительной площадки — уже тогда к работе можно подключать проектные институты, которые смогут перенимать огромный опыт, получать совершенно новые для себя компетенции. Осваивая ядерные технологии, страна-новичок может положить начало созданию собственной научно-технической школы, которая и станет основой для устойчивого развития. Именно поэтому наряду с комплексным предложением строительства больших АЭС Росатом разработал и второе — создание ЦЯНТ. С учетом огромного опыта, наработанного научными и конструкторскими подразделениями корпорации структура ЦЯНТ может быть разработана под конкретные нужды того или иного заказчика — можно подобрать исследовательский реактор, работа на котором задаст то или иное направление научной и учебной деятельности.

Институты, входящие в состав дивизиона Росатома «Наука и инновации» — это и есть тот «инструмент», который обеспечивает появление и развитие такого критерия, как устойчивое развитие страны. Научные институты Росатома долгие годы обеспечивали устойчивое развитие экономики, науки, технологии России, наработав опыт, которым можно делиться с другими странами. Дальнейшее развитие науки и технологий в наши дни это не столько конкуренция, сколько сотрудничество — слишком сложными и дорогостоящими стали новые исследования. Чем больше стран присоединятся к мировому атомному проекту, тем лучше и для этих стран, и для возможностей развития атомного проекта. То, что целый ряд стран решили добровольно отказаться от своего участия в атомном проекте, взяв курс на постепенно сворачивание атомной энергетики говорит о чем угодно, только не об их стремлении к дальнейшему устойчивому развитию. Но, как говорил кто-то из древних мудрецов, ничто не вечно под Луной — на место тех, кто устал, утратил перспективу, приходят те, у кого больше энергии, больше желания развивать свои страны. Если эта энергия станет немного атомной — станет больше шансов на дальнейший научный и технический прогресс.

В этой статье мы вспомнили о том пути, который прошел ГСПИ — институт, который по праву входит в состав научного дивизиона Росатома. Статью можно считать своеобразным предисловием — он поможет лучше понять взаимосвязи между всеми научными институтами атомной корпорации, связи с предприятиями, входящими в состав других дивизионов. «Путешествие по Росатому» будет продолжено.

Борис Марцинкевич

* * *