Архивы публикаций
Февраль 2024 (1)
Октябрь 2023 (1)
Сентябрь 2023 (3)
Август 2023 (5)
Июль 2023 (1)
Май 2023 (2)
01 Jun 2012, 15:20Политика

'Это уже ваша свобода, а не наши проблемы'

«Первый раз меня арестовали, когда мне было семнадцать. Первый раз всегда страшно. А теперь на моем счету — двадцать арестов и депортации из разных стран мира. Из Украины я был депортирован во время Оранжевой революции. Мне влепили в паспорт фантастический штамп — «въезд запрещен до января 3000 года»! Столько не живут!
<object style="height: 390px; width: 640px"><param name="movie" value="http://www.youtube.com/v/CvWJzh5P-DE?version=3&feature=player_embedded"><param name="allowFullScreen" value="true"><param name="allowScriptAccess" value="always"><embed src="http://www.youtube.com/v/CvWJzh5P-DE?version=3&feature=player_embedded" type="application/x-shockwave-flash" allowfullscreen="true" allowScriptAccess="always" width="640" height="360"></object>






На Украине я был не меньше 60 раз, работал с ребятами из организации «Пора», учил их, как бороться с репрессиями и арестами, как профессионально защищаться, как организовывать акции протеста. Когда Ющенко пришел к власти, меня по запросу украинского парламента вычеркнули из «черного списка» не въездных. Мне нечего скрывать. Да, я работал и с грузинскими активистами во время Революции роз. А в 2004 меня депортировали из минского аэропорта (я сотрудничал тогда с ребятами из белорусской организации «Зубр»). Позже не впустили в Россию — завернули прямо в Шереметьево. В Азербайджане я успел проехать пол-страны. «Взяли» меня уже в Нахичевани и выслали на родину. Ты называешь меня профессиональным революционером. Ты думаешь, будто можно привезти революцию в чемодане! Но за профессию платят, а моей мотивацией никогда не были деньги. Мне оплачивали только расходы, которые я всегда пытался сократить. Каждый раз, когда я еду на Украину или в Россию, я покупаю билет на поезд, а не на самолет, — так дешевле. В поездах от Киева до Владивостока я научился дружить с проводниками и попутчиками, есть холодную курицу и вареные яйца. После бутылки водки или горилки я совершенно свободно говорю по-русски. А вот на трезвую голову не очень получается. Русские, украинцы и сербы — мы все одна большая славянская семья и отлично понимаем друг друга».
Модное кафе в центре Белграда. 33-летний бизнесмен Милош Миленкович, высокий парень с игривыми, сладкими глазами и вкрадчивыми манерами — красавчик даже по высоким сербским стандартам мужской красоты. Типичный мальчик из хорошей семьи, с профессиональным английским и впечатляющими связями в Европарламенте, за спиной которого, однако, бурное революционное прошлое и подвиги в разных точках планеты. Милош — один из выкормышей знаменитой сербской молодежной организации «Отпор», в 2000 году свергнувшей президента Сербии Слободана Милошевича. Кадры «Бульдозерной революции» (водитель бульдозера Любисав Джокич таранит ограду белградского телецентра) обошли весь мир.
После революции (или бескровного переворота) романтичные недоросли из «Отпора», освоившие на практике тактику ненасильственного сопротивления, оказались не у дел. Кому нужны герои после подвига? Но однажды из далекой Республики Зимбабве (а позже — Кении, Мальдивских островов, Грузии, Украины, Молдовы, Беларуси, Венесуэлы, Ливана и т.д.) пришло электронное письмо: «Дорогие друзья! У нас тоже есть свой диктатор, которого мы хотели бы свергнуть. Не могли бы вы рассказать нам, КАК это делается?» Письма от угнетенных не были просто криком о помощи. За ними стояли ВЛИЯНИЕ и ДЕНЬГИ. Всемирно известные американские фонды, такие, как Институт Сороса, «Freedom house», Американское агентство по Международному развитию USAID, Международный Республиканский Институт (IRI) и Национальный Демократический Институт (NDI), — предлагали полное покрытие расходов на революционный консалтинг и подготовку «цветных» переворотов. Это называлось «продвижением демократии в массы и созданием гражданского общества».
Для отчаянных самоуверенных сербских парней из «Отпора» новая работа таила в себе приключение и вызов. Мысль о том, что революция тоже может быть бизнесом, пришла гораздо позже.
Обаятельные сербы (носители вируса быстрых и внезапных профессиональных революций) разъехались по миру. Их объединяло общее прошлое («Отпор») и балканская сердечность, но они всячески стремились дистанцироваться друг от друга и подчеркнуть свою независимость. Осторожные, благовоспитанные консультанты, действующие строго в рамках закона. Они и сейчас не стремятся к известности. К чему лишние подробности? Они предпочитают быть анонимными «коммивояжерами революций». Им не нужна реклама. (Кому надо, тот уже давно о них знает.) Они не пускаются в подробности операций и строго следуют принципу: пусть сначала говорит «клиент». (Мир узнает об их «помощи» революциям только, когда дело сделано: как это случилось с революцией в Египте). Они хорошо понимают свое время и умеют льстить ему. Профессиональные космополиты, сербские революционеры легко находят общий язык со всеми. Им чужд снобизм. Их одежда предельно демократична — майки, джинсы и кроссовки. Ничего вызывающего. Откуда, черт побери, они взялись?!
Потерянное балканское поколение, или история «цветных» революций
«Я родился в удивительной стране под названием Югославия, которой больше нет на карте. То были хорошие времена президента Тито, умевшего блюсти четкий баланс между Западом и Востоком. Золотой югославский паспорт позволял гражданам ездить без визы и в Вашингтон, и в Москву. Белград был космополитическим международным городом, где училось множество иностранных студентов. Мы вели легкую, счастливую жизнь — лето на хорватском побережье и зима на горных курортах Австрии. А в школе нам рассказывали про идеи свободы, равенства и братства. Это было счастливое детство».
Срджа Попович, один из основателей сербского движения «Отпор» и настоящая рок-звезда «цветных» революций, любит ностальгировать о старых добрых временах Тито. «Зови меня Сережа, — говорит он, — я учил в школе русский». Этот высокий худой мужчина с ироничными, острыми чертами лица — типичный представитель элитного югославского поколения, родившегося с серебряной ложкой во рту.
«Через несколько лет после смерти Тито Югославия распалась, — рассказывает Попович. — Появилось множество маленьких Тито, националистических царьков. Когда я был ребенком, мне рассказывали, что хорваты, боснийцы, албанцы, словенцы — наши братья. Когда мне исполнилось 18, выяснилось, что надо идти в армию и стрелять в своих бывших братьев. Те, кто не был готов «защищать» Хорватию от хорватов или «спасать» Словению от словенцев, бежали из страны. Тех, кто ушел на войну и кому удалось вернуться живым, — сожрал героин (страшно популярный наркотик в ту пору). Но были и те, кто задались вопросом: что эти проклятые политики делают с нами? Мы решили остаться и бороться. Мы были типичными тинейджерами: страсть к борьбе, гормоны, дух рок-н-ролла и полное отсутствие опыта. Наше студенческое движение считало президента Слободана Милошевича препятствием на пути создания свободной Сербии. В школе нам преподавали философию Ганди и его тактику ненасильственной борьбы, и мы решили применить знания на практике. Первым делом в 1992 мы оккупировали символические места в городе, захватили чудесный парк рядом с университетом. Это были два месяца полного счастья: митинги, речи, рок-концерты. Мы пели «Дайте миру шанс!» Милошевич откровенно радовался, что у него появился в городе маленький демократический зоопарк, куда можно привести иностранных журналистов и сказать: ну, разве это не демократия? Вот тогда мы поняли, что разговоры с узкими группами интеллектуалов, студентами, журналистами, словом, с теми, кто думает так же, как и мы, — никуда не ведут. Пока мы пели и протестовали, вокруг нас готовилась война на Балканах. Зато к 1996 году, к местным выборам, итоги которых Милошевич пытался аннулировать, мы пришли подготовленными. Мы сменили тактику сосредоточения на тактику распыления: протесты и уличные политические театры должны идти по всему городу, а не в культовых местах, и по всей стране, даже в крохотных городках и деревнях. 100 дней протестов! Это была изнурительная гонка. Ты не имеешь права быть скучным для толпы. Каждый день нужно придумывать новый спектакль или сумасшедший трюк, новые значки и фишки. Чтобы держать внимание граждан, надо создать карнавальную атмосферу и поминутно высмеивать режим. Юмор расплавляет страх. Мы поняли еще один важный момент: когда сильные личности долго находятся у власти, они сами начинают верить в свой имидж, растиражированный на телеэкранах. Когда ты, как Мубарак, видишь каждый день свое лицо на плакатах, ты начинаешь вести себя как монумент. А если кто-то тебя осмеивает, у тебя просто крышу сносит. И вот тут ты делаешь глупости!»
«Это как в начальной школе: если ты кого-то задираешь, а он начинает злиться, это даже хуже. Все над ним потешаются. И чем больше он сердится, тем больше над ним смеются, — рассказывает теоретик и практик «мирных революций» Иван Марович — Мы шутили над режимом, а реакцией властей был наш арест. Что уже смешно. Если ты арестовал кого-то за шутку, значит, шутка и впрямь хороша. Одна из акций особенно удалась: мы катили по оживленной улице бочку с портретом президента и с надписью: «Сбор денег на пенсию Милошевичу. Бросьте монетку в отверстие. А если вы обнищали из-за его экономической политики, бейте в бочку палкой». Кто-то бросал монетку, а кто-то бил в бочку. Собралась огромная толпа любопытных. Прибежала полиция с криками: «Что здесь происходит?» На профессиональном жаргоне этот трюк называется «дилемма-акция». В подобном затруднительном положении, что бы вы ни сделали, вы все равно будете выглядеть идиотом. Позволить бочке катиться, значит, собрать еще больше людей. Тогда полиция грузит бочку в фургон, оппозиционный канал снимает все на камеру, а на следующий день вся страна потешается над полицией, арестовавшей бочку. Каждый день мы придумывали новую забаву и новый информационный повод. Секрет успеха, чтобы сделать сумасшествие нормой. Десять человек протестующих на улице — это не новость. Но десять человек, делающих что-то вызывающее и клевое, тут же попадают в медиа.
Мы бились над задачей, как сделать революцию сексуальной и привлекательной для молодежи. Сделать ее прежде всего модой. Позже нас стали называть «кока-кола революционерами». Мы впервые задумались о коммерческих приемах, увидев, как продает себя «кока-кола», и ЧТО она продает. Не сладкую, газированную шипучку, а способ получать удовольствие от жизни. Компания НИКОГДА не говорит о самом напитке. Мы поняли, что не надо забивать головы людям экономическими и социальными проблемами или рассказывать о высоких налогах. Или рекламировать какие-то партии. Все нормальные люди ненавидят политику, — это скучно до одури, грязно и коррупционно. Только старые клячи интересуются выборами. Мы должны предложить молодежи персональный образ жизни, способ выразить себя и взять инициативу в свои руки. Объяснить им, что лучше быть арестованным на демонстрации за свои взгляды, чем за драку на футбольном поле или разбитые окна. Почему люди присоединяются к какому-то политическому движению? Вовсе не потому, что они хотят решить проблему, скажем, безработицы. Они хотят быть частью чего-то большего и делать нечто, за что другие их будут уважать. Начинать всегда надо с маленькой проблемы и индивидуального сопротивления. Сделайте что-нибудь конкретное. Боритесь с местной коррупцией или произволом на отдельном полицейском участке, защищайте права студентов в университете или спасайте лес от вырубки. Атакуйте власть в ее слабых точках. В чем смысл? Во-первых, в процессе борьбы из большой группы молодежи обязательно выделятся самые активные и решительные, которые составят костяк будущего движения. Во-вторых, любая маленькая победа дает чувство уверенности в себе. Много маленьких побед приведут к большой победе. Мы называем это track record (список прежних достижений). Не можете же вы сходу предложить людям: а давайте-как свергнем диктатора! Вы их просто напугаете. А вот небольшой успех непременно внушит им оптимизм. Именно таким путем из маргинальной группы молодых людей мы выросли в сильнейшую организацию».
К концу девяностых «Отпор» превратился в мощное молодежное движение, насчитывавшее несколько десятков тысяч человек, но зашел в полный политический тупик. Свержение Милошевича представлялось невозможной задачей, а бомбардировки Сербии в 1999 натовской группировкой, как всегда в минуту опасности, сплотили нацию вокруг лидера и власти. «Отпору» нужны были новая стратегия, международная политическая поддержка, а главным образом — деньги. Наступал час «Х» — выборы президента Сербии в 2000 году, которые оппозиция заранее решила объявить сфальсифицированными и не легитимными. Предстоящий переворот требовал значительных материальных ресурсов. Компьютеры, мобильные телефоны, копировальная техника, спутниковая связь, офисы, транспорт и бензин, пропагандистские материалы, издаваемые миллионными тиражами, расходы на семинары и конференции, рок-концерты — все это стоит денег. И они нашлись.
Сколько стоит революция?
Операция «Свержение Милошевича» обошлась американскому правительству по официальным данным в 41 миллион долларов, по неофициальным — чуть больше ста миллионов. Дорого ли это? По сравнению с многомиллиардными бомбардировками Сербии НАТО, к тому же не достигших цели, — вовсе нет. Сумма — сущие пустяки. Опираться на пятую колонну внутри страны оказалось, как всегда, экономнее, эффективнее и приятнее. Деньги текли к оппозиционерам через USAID (Американское агентство по международному развитию), Национальный фонд поддержки демократии, SEED (Поддержка демократии в Восточной Европе) и т.д. Неизвестную сумму выделил Институт Сороса. Десятки миллионов долларов шли через NGO (неправительственные организации) на гранты активистам (позже подобная практика успешно применялась на Украине и в Грузии. В Киеве во время Оранжевой революции получателей революционных субсидий называли «Дети капитана Гранта»).
«Деньги в буквальном смысле шли мешками через границу, — рассказывает специалист по NGO профессор Душан Янич. — Никогда не видел такого количества наличных! Больше всех заплатила Америка, но среди спонсоров были Норвегия, Греция, Япония, местные бизнесмены, даже итальянские профсоюзы. Когда история приближается к концу, всегда приходят те, кто даст тебе денег. Национальный консенсус тогда сводился к тому, что сербы сыты по горло Милошевичем. Натовские бомбардировки разрушили коммуникационные системы Сербии, ее военную и полицейскую мощь. Было много жертв. Страна потерпела поражение».
«Да, в моральном смысле нам было трудно брать деньги от американцев, — говорит один из лидеров «Отпора» Иван Марович. — Трудно, потому что они нас бомбили. Но мы остро нуждались в материальной и политической поддержке. Сначала мы пытались найти деньги для выборов в Сербии, но чистых денег в стране не было, — их имели только военные преступники или бизнесмены от войны. Мы не хотели пачкаться кровавыми деньгами и приняли нелегкое решение искать средства за границей». «Значит, ты считаешь, что можно брать деньги от иностранных государств и при этом оставаться независимыми?» — спрашиваю я. «Абсолютно! Когда интересы совпадают, почему бы не заключить короткую сделку?»
«Все вы, журналисты, думаете, что «Отпор» был организован ЦРУ или масонами. Чушь! «Отпор» — аутентичный сербский продукт, сделанный молодежью Сербии, — говорит бывший лидер «Отпора», а ныне член парламента Сербии Срджан Миливоевич. — Сейчас появились домыслы, что нас готовили по книгам Джина Шарпа «Ненасильственное сопротивление». Но Джин Шарп — теоретик, а мы — практики. Мы изобрели тысячу трюков и создали собственную теорию, а после свержения диктатора Милошевича наши ребята отправились в путь по миру — нести опыт мирной борьбы в Бирму и на Мальдивы, в Грузию и Украину. Не вижу в этом ничего плохого. Что касается денег... Да, США дали больше всех денег на поддержку демократии в Сербии, но не так много, как сплетничали медиа. Сколько точно? Не знаю. Милошевич был сброшен с престола не долларами, а волею сербского народа».
«Отпор» под опекой профессионалов
В 1999-2000 годах сербскими студентами из «Отпора» всерьез занялись профессионалы из западных спецслужб. В этих рисковых мальчишек стоило вложиться! Летом 2000 года в Будапеште открылось специальное американское бюро помощи оппозиционным партиям Югославии. В Болгарии также была учреждена особая программа для сербов в Политической академии Центральной и Юго-Восточной Европы, а в Румынии проводились двухнедельные семинары для активистов.
Лекции в отеле «Хилтон» в Будапеште активистам «Отпора» читали лучшие специалисты по психологической войне, ранее работавшие в Восточной Европе во время «бархатных» революций. Настоящей «звездой» семинаров стал американский полковник в отставке Роберт Хелви, профессиональный контрразведчик, работавший военным атташе в посольстве США в Бирме. (В книге бывших «отпоровцев» «Ненасильственная борьба» есть специальное посвящение: «Особую благодарность мы выражаем нашему другу Роберту Хелви, который открыл нам волнующий потенциал стратегической ненасильственной борьбы».)
«Да я понятия не имел тогда, кто он такой! — уверяет «отпоровец» Иван Марович. — Да, он читал лекции нашим ребятам, но был для них всего лишь преподавателем, одним из многих».
Под руководством американских инструкторов «Отпор» поменял структуру движения: вертикаль заменили горизонталью. «Мы поняли, что нам не нужны лидеры, — говорит Иван Марович. — Лидеров легко купить. После успешных протестов их могут переманить политические партии, и движение останется обезглавленным. Лидеры могут нас продать, или их могут шантажировать и даже убить. Прежде революции ассоциировались с определенным символом — Нельсоном Манделой, Лехой Валенса или Махатмой Ганди. Нас это не устраивало. Вертикаль с индивидуальным лидерством в массовом движении просто не работает, она делает его уязвимым. Мы живем в эпоху маркетинга. Движение «Отпор» само по себе должно было стать брэндом, а брэнд в тюрьму не посадишь.
Следующей нашей задачей было увеличить количество репрессированных. Репрессии надо понимать и использовать в своих целях, как прием в джиу-джитсу. Главная цель репрессий — не бить или арестовывать активистов. Главная мишень — люди, которые за ними наблюдают. Если арестовали меня, то, в действительности, мишень — это ты. Ты смотришь на это и говоришь: э, я не хочу через такое пройти, лучше останусь в стороне. Что же делать? Нужно вовлечь как можно большее количество людей в административные аресты. Ну, посидят пару суток и выйдут. Ничего страшного. Если власть арестовала пять человек, для нее нет проблем. А вот если больше, куда их девать? У нас была ситуация, когда полиция арестовала столько ребят, что не хватило комнат в каталажке. Тогда они привязали нас в коридоре к батареям. Представь себе обыкновенный полицейский участок, куда приходят граждане по своим делам оформлять какие-нибудь документы. И вдруг они видят приличных молодых парней, привязанных к батарее! Таким образом власть сама плюет себе в лицо. Мы, конечно, боялись элитной полиции, которая не стала бы с нами церемониться. Но когда протесты идут по всей стране, власти просто не успевают отправить повсюду спецназ. Аресты берет на себя местная полиция. Однажды в маленьком городке на юге Сербии босс полиции арестовал несколько активистов «Отпора», школьников 19 лет. Через час его жена позвонила в истерике: «Ты, что, с ума сошел?! Это друзья нашего сына. Мне звонят возмущенные соседи. Выпусти ребят немедленно, или дома тебя ожидает скандал!» Ха-ха! Местная полиция беспокоится о своей репутации, в городке все друг друга знают. Ребят тут же выпустили, и вышли они героями.
Молодым крайне важно быть звездами, и чтоб все видели их и восхищались. Мы придумали бренд движению: черно-белый сжатый кулак, стилизованный в духе партизан времен Второй Мировой войны, и краткий лозунг «Готов jе!» («Ему конец!») Тем самым внушалась мысль: мол, мы партизаны, а Милошевич наци. Мы черпали вдохновение из черно-белых фильмов сороковых годов. В чем тут посыл? В смене понятий: не оппозиция выступает против правительства, а народ против диктатора».
Сжатому кулачку была суждена долгая и веселая жизнь
«Перед Революцией Роз в Тбилиси в 2003 грузины нас спросили: можно, мы ваш символ «кулак» используем? Мы ответили: да берите, не жалко, — рассказывает «отпоровец» Синиша Сикман. — Потом кулак ушел к активистам в Кении и Венесуэле, они даже надпись «Отпор» поленились убрать».
Кулачок приглянулся также «оранжевым» в Киеве и стал символом Египетской революции на площади Тахрир. Месяц назад я обнаружила кулачок на фото с демонстрации «За честные выборы» в Санкт-Петербурге.
«Символ важен, чтоб достичь единства, дать людям впечатление, что они все находятся под одним зонтиком, — объясняет Иван Марович. — В 2000 году перед выборами мы всех свалили в одну кучу под общим флагом: монархистов, республиканцев и националистов, левое и правое крыло».
«В какой-то момент это стало отвратительным: движение подбирало все, что плохо лежит, даже подонков из криминальных структур и экстремистов, — рассказывает политолог Душан Янич. — Они готовы были взять первого встречного, лишь бы тот ненавидел Милошевича. Оппозиция искала предателей повсюду: в секретных службах и среди военных, переманивая их на свою сторону. Так бывает всегда, когда цель — свергнуть лидера: Саддама Хусейна, Каддафи или Милошевича. Когда ты из кусочков стряпаешь свое движение, где же мораль? Бороться надо за что-то позитивное, а не за то, чтоб кого-то убрать. Почему американская философия «хороших и плохих парней» так полюбилась во всем мире? Это теория упрощения, делящая мир на черное и белое, кого наказать, а кого наградить. Она освобождает людей от необходимости думать».
6 октября 2000 года после стотысячных демонстраций протеста в Белграде против «нечестных выборов» и захвата толпой здания парламента Слободан Милошевич вынужден был подать в отставку. А в 2001 его арестовали и передали Гаагскому трибуналу. (Процесс по его делу так и не был завершен, он скончался в тюрьме в 2006 году). Страна под названием Югославия перестала существовать. Заключительный этап грандиозного процесса дробления одной из крупнейших европейских держав на мелкие удобоваримые части успешно завершился. Балканы вновь превратились в клубок слабых, вздорящих, ненавидящих друг друга народов, в любой момент готовых достать ножи. После духовного опьянения «мирной революцией» наступило похмелье.
Я видел таких и говорил с такими.
У них есть что-то общее с наркодилерами, слегка подсевшими на собственную дурь, но это сходство минимально. Уж скорее, сектанты, одержимые своей миссией. Хотя и подзаработать тоже совсем не против, и лучше больше, чем меньше. Торговаться они мастера. И, кстати, начитаны. Любят сравнивать себя кто с кондукторами "подземной железной дороги", а кто и с агентами Коминтерна. Правда, те смотрели за горизонт, а этим абсолютно плевать, что будет там, где они поработали, когда работа закончится. Их любимый слоган: "Это уже ваша свобода, а не наши проблемы".
А еще они очень любят утверждать, что ничего не боятся.
Это правда. И в то же время не совсем.
Над арестами и высылками они и впрямь ржут, как кони. Но. Дважды, в двух разных странах, — в одной было очень жарко и влажно, а в другой просто очень жарко, — мне довелось пообщаться с тремя типичными представителями этого вида в, скажем так, экстралегальных обстоятельствах, и я свидетельствую: вырванные из привычной обстановки, они теряются. Они очень боятся боли. Но еще больше пугаются, когда им кажется, что с ними "поступят жестоко". Вот тогда, — пока кажется, — они вдруг начинают все понимать, становясь шелковы и певучи, как канарейки. Лишь бы отпустили. Или хотя бы вызвали консула. Они так хорошо ведут себя, когда напуганы, что их, в конце концов, выпускают. Или вызывают консула, который увозит. Даже если консультант, человек со стороны, рекомендует поступать иначе, к нему не прислушиваются.
И зря.
Как по мне, эту породу надо дустом. Под ноль. Чтобы даже по весне не всплыли. Ибо "бери все, что хочешь, но уплати положенную цену". А если не готов платить, не бери.