Интересно. Конец Мира воров

В декабре 1964 года «Голос Америки» со своей свойственной этому неполживому рупору свободы объективностью доложил страждущему под коммунистической пятой советскому народу, что в СССР начались еврейские погромы и резня. И пошла она со столицы Урала града Свердловска.

Конечно, никаких погромов не было. Но в сообщении была доля правды. Резня была. Правда, пострадали не только евреи, но и русские. И был это обычный криминал, правда невиданный по размаху и кровавости.

Началось с того, что пожарная команда, выехавшая на тушение пожара в частном доме на улице Крылова на окраине Свердловска, обнаружила не пепелище останки семерых человек. Эксперты дали заключение, что эти люди убиты колюще-режущим и рубящим оружием. Погибли хозяина дома директор Шарташского рынка Аарон Ахинблит, его жена, тёща, малолетний сын, двое родственников, а заодно педиатр местной поликлиники, на свою беду именно в этот день заглянувшая к тринадцатилетнему пациенту. На месте происшествия уцелела незатейливая такая записка — «Так будет со всеми жидами».

Вся информация была по указанию Хрушёва засекречена, но американский шпион по ночам не спит, а шифровки в Лэнгли строчит. Так что уже через два дня вражьи голоса вещали: еврейские погромы, Холокост, дело Гитлера живёт и процветает в СССР.

На раскрытие бросили все силы. Оперативники и следователи жесточайшим образом перетрясли весь криминалитет Свердловска, попутно раскрыли десятки других дел, но убийство так и осталось висяком.

Тогда было принято решение об откомандировании в Свердловск оперативной группы из сотрудников МУРа под руководством Владимира Чванова, легендарного сыскаря, чемпиона по боксу, впоследствии неплохого писателя, кстати, прототипа Володи Шарапова в книге и сериале «Место встречи изменить нельзя». За историю Московского розыска это была вторая командировка для раскрытия конкретного дела. Первая — в 1936 году московские сыщики направлялись в Куйбышевскую область, где была убита делегат Чрезвычайного съезда советов РСФСР Мария Пронина. Тогда убийство подняли быстро.

Работа активизировалась. Но ещё долго не удалось ухватить за хвост преступников. В конечном итоге сотрудник местного угрозыска Николай Калимулин получил информацию о том, где лежат вещи и оружие, использовавшееся при разбое. А потом удалось установить и личности бандитов. Ими оказались ранее судимые за грабежи местные мелкие уголовники братья Коровины, один из которых был лаборантом в службе метрологии, а также их подельники — Арнольд Щекалев и Герман Патрушев. Последний, весь такой положительный активист, являлся членом добровольной народной дружины. Тогда дружинники были в почёте, безумный Никита Сергеевич считал, что скоро коммунизм, и они заменят милицию, поэтому прав им дали не меньше, чем сотрудникам правоохранительных органов. Вот этот мерзавец и обеспечил под видом проверки паспортного режима проход в дом.

Выяснилось, что тесть директора рынка Моисей Иткин был правоверным евреем и мечтал открыть в Свердловске синагогу. На это дело собрал приличную сумму. Однако ему было отказано, и после этого старик умер. Бандиты, узнав эту историю, решили, что в частном доме на окраине города лежат миллионы. И жадность отбила им все мозги. Возник план налёта. Для его осуществления около свердловского автовокзала они убили старшину милиции Михаила Шаронова и завладели его пистолетом. Это преступление тоже числилось среди нераскрытых.

В доме преступников ждало разочарование. Оказывается раввин перед смертью, будучи человеком кристально честным, раздал все деньги до копейки единоверцам. Так что добыча бандитов ждала небольшая. На нервах они прикончили всю семью.

Для СССР случай был дикий. Уровень преступности тогда уже был довольно низок, а такие кровавые преступления не встречались давно. В духе истинного, а не фальшиво-либерального гуманизма, убийц вскоре расхлопали по приговору суда. И вспомнили о них уже в наши времена, когда пошли публикации по самым мерзким преступлениям прошлых времён.

Эта история легла в основу вышедшей на днях моей новой книги из серии «Бойцы МУРа» под названием «Голос Америки сообщает», прорекламировать которую я сейчас хочу со всем нахальством. Книга не строго документальная, а художественная, одна из серии, посвящённой самым знаменитым уголовным делам, которые поднял МУР в советские времена.

Должен отметить, что при написании этой книги целью являлось не смакование кровавых подробностей преступлений или описание лихих оперативных комбинаций. Меня больше интересовали криминальные реалии шестидесятых годов.

Это достаточно интересный период нашей истории. В прошлом остались и лихой бандитизм гражданской войны, и мутный НЭП со всеми сопутствующими разбойными обстоятельствами, и борьба с распоясавшимися вооружёнными бандитами времён Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет. Мир стал значительно тише и спокойнее.

И именно тогда была фактически раздавлена организованная преступность в стране. Так называемые воровские сообщества сдулись, как продырявленный аэростат.

***

Чтобы понять, о чем идёт речь, нужно бросить ретроспективный взгляд и понять, откуда что пошло. Сообщество воров в законе зародилось, видимо, в начале тридцатых. Для него уже была удобрена почва — это сплочённые группы ещё дореволюционных воров, молодёжные группировки так называемых жиганов и находившейся у них на подхвате шпаны, различные тюремные общины. Ну и отпетые бандиты лихих российских лет — «Одесса мама Ростов Папа!» Ну а также шулера — наиболее организованная часть преступного мира, обладавшая силовым прикрытием и большой практикой противодействия правоохранительным органам, организации сетевых структур, взаимопомощи, выбивания денег и развитым кодексом поведения. Недаром одним из главных правил приличного поведения для воров стала обязательная игра в карты, в которую проигрывали имущество, а порой и жизнь — свою или чужую, как придётся.

В двадцатые-тридцатые годы в тюрьмах и на воле шла борьба за доминирование среди этих группировок, порой перераставшая в горячую фазу — лилась кровь. Ареной этой борьбы в основном явились места лишения свободы.

Именно тогда создавалась Империя ГУЛАГа, раскинувшаяся в солнечном Магадане, на заснеженных Северах, на прожаренных солнцем югах. В нечеловеческих условиях, порой голодая, сотни тысяч заключённых прокладывали трассы, добывали для страны золото, копали каналы. Жестокое время, жестокие условия требовали консолидации преступного мира. И после долгих перипетий появилась эдакая сетевая структура, состоящая из профессиональных преступников, которую объединял так называемый воровской закон — свод правил поведения в местах лишения свободы и на воле.

Из года в год на бескрайних заснеженных просторах, в зонах, огороженных колючкой и вышками вертухаев, в городах, на малинах, в притонах с каждым годом укреплялся профессиональный преступный мир СССР. Он цементировался в крайне суровых условиях Колымы, тысяч исправительно-трудовых учреждений, тюрем. Его кровью были ненависть и крайнее ожесточение как к окружающему миру, так и друг другу.

Нужно учитывать, что это сообщество объединяло не просто людей, оказавшихся в определённых местах в неприятных жизненных ситуациях, а маргиналов, представителей дна общества — в большинстве своём отличавшихся крайним эгоизмом безжалостных паразитов, привыкших сладко есть и пить за счёт других, презрением к окружающим, привычкой не жалеть никого. Они стремились не просто выжить в жесточайших гулаговских условиях, но и устроиться как можно лучше. Этой цели служили воровской закон и негласные воровские структуры.

Выживать приходилось за счёт других. «Умри ты сегодня, а я завтра», «Не верь, не бойся, не проси» — и прочие циничные премудрости воровского сообщества сводились к старой как мир концепции — человек человеку волк. Но много волков — это уже стая. И её задача загонять и грызть стада травоядных, то есть весь остальной народ. Кстати, концепция волков и овец крайне живуча и от поколения к поколению профессиональных преступников практически не меняется. Сам неоднократно слышал это от грузинских воров: «Мы волки. А овцы для того и созданы, чтобы их резать и стричь».

Лев Гумилёв писал, что в любом государстве есть основная система — этого государственные и общественные структуры, которые организуют жизнь населения. А есть антисистемы — это такие социальные объединения, имеющие признаки системы, вертикальные и горизонтальные связи, структуру, но на самом деле обладающие противоположными целями и в основном занимающиеся тем, что высасывают соки из главной системы. Таких в СССР было полно. Одна из них оформилась как воровское сообщество.

Блатной мир постепенно приобрёл вид феодального квазигосударства. Появилась Империя Воров. Там было всё. Своя конституция — воровской закон. Свои представительные органы власти — сходняки. Исполнительные органы власти — воры в законе, смотрящие, главшпаны.

Ну и свой бюджет — общак, или, как его ещё называют, благо воровское. Это вообще интересный феномен — его использование тоже своеобразный слепок бюджетных расходов любого современного государства. За счёт общака всегда «грелись» зоны — то есть туда поставлялись наркотики, чай и прочее, что позволяло не только обеспечивать потребности тюремного сообщества, но и достигнуть его консолидации. Из общака позже стали оплачиваться адвокаты и коррупционные схемы, поддерживаться вооружённая мощь — закупка оружия, привлечения сторонников и наёмников. Было и пенсионное обеспечение — старым ворам в законе до сих пор платят какие-то денежки.

Имелись и свои суды — правилки. И чёткая система наказаний — достаточно подробно расписано, за какие грехи кому что положено. Это сообщество выраженная кастовость — там расписано, кто вор, кто мужик, а кто опущенный, и за эти пределы выйти тяжело. Есть своя культура — и попса с бесчисленными блатными песнями, и духовное окормление в виде воровских молитв, и свой фольклор, былины, сказки. А главное — свой язык, блатная феня, во многих словах которой узнаётся еврейский одесский идиш.

У этого квазигосударства появилось главное — свои подданные, которые считали его своей родиной. Это в большом государстве есть товарищи, господа. А вот граждане Воровской империи до сих пор именуют себя бродягами. Притом принадлежали они этому миру всей душой и готовы положить жизнь за воровские законы и понятия. Они знали, что им тоже помогут в трудную минуту.

Население Империи воров изначально было достаточно приличным. По некоторым оценкам к сороковым годам было уже более десяти тысяч воров в законе и примерно полсотни просто блатных, мечтавших о восхождении по карьерной лестнице. Это феодальные дружины, основа сообщества. Ну сюда же можно с большими оговорками приплюсовать сотни тысяч всякого тюремного безответного люда, в основном мужиков, которые фактически были в этой феодальной системе смердами — бесправным быдлом, задача которого работать в поле и создавать материальные ценности для феодала.

— Я твои сапоги забрал, потому что тюрьма — мой дом, и мы, воры, от чекистов страдаем! Поэтому все твоё теперь наше.

Империи воров всегда был необходим приток новой крови. Потому воровское сообщество особое внимание уделяло активной работе с молодёжью. Стояла задача — втянуть в преступный промысел как можно больше народу. И к Каждый блатной обязан привлекать воровской романтикой молодых. Кстати, я ещё застал времена, когда эта работа была в самом разгаре. Мой школьный приятель — парень здоровенный, отчаянный и прилично отмороженный, взахлеб рассказывал, как сосед во дворе, у которого шесть судимостей, его тюремным законам обучал и читал лекции, как там все обустроено. Я тогда ещё не мог понять, а зачем это пятидесятилетнему мужику тусоваться с десятиклассником. А оказалось всё просто — у него работа такая и призвание. Мой знакомый вором не стал, но в тюрьму все же заехал. Однако карьера там как-то не задалась, и он стал порядочным бизнесменом.

До последнего времени иногда в Империи воров бросали клич — пора учить уму-разуму молодёжь на зонах. И достигшие вершин в воровской профессии карманники, домушники, майданщики, форточники и мошенники садились в тюрьмы обучать молодых.

Целью всей этой антисистемы, понятно, прежде всего было поддержание самой себя, обсечение паразитирования за счёт большой страны, и поддержание порядка среди представителей общественного дна. Да, именно так — фетиш этой системы именно твёрдый порядок. Чтобы все были бы выстроены по ранжиру. Чтобы все занимались тем, чем по роли положено — воры воровали, мужики работали, а опущенные опускались. И чтобы всё по справедливости. И никто бы не вякал. Вот это красота! Надо сказать, в местах лишения свободы одно время ворам удавалось порядок и безопасность поддерживать лучше, чем администрации, и не давать буйным зечарам мочить и грабить друг друга беспредельно.

Интересное противоречие. С одной стороны воровское общество было создано из людей, которые посвятили всю свою жизнь удовлетворению самых эгоистических потребностей — для этого они крали, грабили, убивали. С другой — сами воровские законы пронизаны аскетизмом, самоограничениями, порой запредельными. Вор в законе не должен был жениться, иметь семью, собственность. Даже газеты им запрещалось читать. Не должен даже заговаривать с представителями правоохранительных органов, занимать хоть какие-то должности. Обязан жить только за счёт общака, своих вещей у него вообще не было. Положение, что вор не может работать, порой приобретало совершенно дикие формы. Толкования слова работа по изощрённости соревновались с такими же толкованиями хасидов, ломающих копья о том, что можно делать в субботу. Вор, ударивший в колокол, зовущий зеков на работу, автоматически считался работавшим и подлежавшим развенчиванию, чем и пользовались их противники во время «сучьих войн», под угрозой смерти заставляя молотить по рельсу. Это ближе к сектантству. И умением запудривать мозги и манипулировать людьми воровское сообщество порой превзошло самые отпетые тоталитарные секты.

Зарисовки из воровской жизни. Сороковые годы. Карманника уличают в крысятничестве — не делился полностью добычей со своей бригадой. По воровскому закону за это положена смерть. Выслушав приговор на сходняке, крысятник кивает: «Да, виноват перед братвой. Не поминайте лихом». Вытаскивает револьвер и выстреливает себе в голову.

Подмосковье, семидесятые годы. Авторитет должен был «греть зону», но что-то прилипло к его рукам. Братва собралась на правилку. Он признался. В то время нравы немножко смягчились, поэтому стреляться он не стал. По требованию братвы спокойно положил на циркулярную пилу руку и смотрел, как кисть отвалилась и упала в опилки.

Это не просто страх перед своими подельниками. Это зомбированность и принятие именно такого образа жизни и мыслей как единственно возможного. Для добропорядочного гражданина Мира воров его образ поведения — единственно возможный.

Была такая теория, что ядром воровского движения стали массово отправленные по тюрьмам в первые годы советской власти белые офицеры. Мне это кажется притянутым за уши. Хотя, возможно, и было какое-то их влияние, поскольку в основе воровской идеологии в тридцатые годы лежал совершенно неприкрытый антисоветизм. Он дошёл и до наших времён, в немного окарикатуренном виде. Я как-то смотрел видеозапись задержания в конце восьмидесятых годов известного вора в законе Цируля. Он разразился в этот волнующий момент длинной тирадой, из которой вырисовывалось главное — проклятые большевики страну погубили и народ за рабов держат. Также, по-моему, звучали экзотические выражения, типа «краснопузые», «большевики поганые».

Поскольку главной средой обитаний и консолидации сообщества был ГУЛАГ, то там воры сперва упорно пытались перехватить управление лагерями, а также установить верховенство блатного, а не государственного закона. Администрация лагерей была прекрасно осведомлена и об антисоветской подоплёке воровской идеологии, и о том, что по всем понятиям воры работать не должны.

Мой шеф в командировке в Магаданской области попал на экскурсию в музей, организованный на базе одной из гулаговских колоний. И молодой восторженный гид расписывал кошмары коммунистического правления:

— Представляете, там стоял оркестр, и когда расстреливали политических заключённых, играла музыка, чтобы не слышно было стонов несчастных людей и пулемётных очередей.

— А вы уверены, что расстреливали политических? — спросил шеф, знавший эту историю досконально.

После некоторых вопросов и реплик со стороны шефа гид как-то сдулся, поблёк и сменил тему.

А суть была в том, что воровская община начала заявлять о себе со всей силой, дезорганизуя производство, выторговывая себе преференции и занимаясь саботажем. Воры открыто отказывались работать. Предупреждениям не внимали. Терпение администрации лопнуло. Время было жёсткое, и вопросы тогда решались кардинально.

Вот и свезли воровских авторитетов в тот лагерь, где оркестр стоял. Вышел большой начальник из Управления лагерей и осведомился:

— Кто хочет ударным трудом искупить свои преступления перед трудовым народом?

Ударным трудом — это значит сложить с себя воровской сан и перейти в ранг мужиков. Вор не работает. Вор ворует и мужиками командует. Так что в ответ большой начальник услышал лишь язвительные шуточки, гогот, которые, впрочем, выслушал спокойно.

Несколько человек все же нутром почуяли, куда дело идёт, плюнули на все свои воровские регалии и вышли из строя, объявив, что согласны толкать тачки и махать кайлом. А потом заиграл оркестр... Пулемёт он, конечно, не заглушил. Но после его игры, отдавшейся в каждом зеке, больше массовых попыток саботажа не было. А отдельные эксцессы подавлялись достаточно жёстко.

По указанию наркома внутренних дел Ежова в отношении воровского сообщества активно стали работать тройки. По некоторым данным по их приговорам в тридцатых годах было расстреляно до тридцати тысяч человек. И ГУЛАГ занялся тем, чем и должен — строить каналы и дороги, давать стране золота, двигать вперёд индустриализацию. К началу восьмидесятых, кстати, Управление исправительно-трудовых учреждений было на четвёртом месте по объёмам производства среди всех советских министерств и ведомств.

А воры выжили. Они сменили тактику. Затаились. Поняли, что в открытом противостоянии им не светит ничего, и перешли к теневому управлению. Заняли в ГУЛАГе такую нишу, которая устраивала и их, и администрацию.

«Двадцать лет трудовых лагерей
И в подарок рабочему классу.
Там где были тропинки зверей
Мы проложим Колымскую трассу»...

***

История неслась, как разогнавшийся на всех парах паровоз. Прошли чистки тридцатых, Финская война, Халхин-Гол. И вот 22 июня 1941 года страшный враг обрушился на страну, которой, несмотря на гигантские успехи в военном и промышленном строительстве, так и не хватило времени подготовиться к нашествию.

Через много лет странные потомки наснимают странные фильмы, как зеки в штрафбатах чуть ли не в одиночку победили своим героизмом и патриотизмом Гитлера и его подельников, тогда как совесткие генералы, Красная армия и сам Сталин только мешали. На самом деле воровское сообщество приступами патриотизма не страдало нисколько. В начале войны на сходняках было принято соломоново решение — самим в драку не ввязываться, но ежели кто из блатных в индивидуальном порядке на фронт попросится, то не мешать. Попросились многие — добровольцам списывались судимости, да и некоторые реально хотели воевать за страну. Правда, были и такие, кто воевал за другую сторону — полно уголовников было среди немецких полицаев, они грабили население, жгли деревни с огромным энтузиазмом.

Война внесла в воровской мир раскол. А её окончание раскол этот усугубило. И начались «Сучьи войны» — важнейший этап истории воровского мира.

После Великой Победы в лагеря стали возвращаться повоевавшие блатные, которые не удержались и опять пошли на преступления. И от братвы они услышали, что, оказывается, нарушили воровские заповеди, взяв в руки оружие и выступив за коммуняцкое государство. С опытом боевых действий, отчаянные, не боявшиеся смерти, бывшие вояки стали сколачивать вокруг себя свои сообщества, порой куда более жестокие, чем воровские. Хлынули в лагеря и бандиты, различные отморозки, которые привыкли убивать в хаосе войны и послевоенного восстановления страны. В воровской иерархии место у бандитов и убийц было не слишком высокое. «Мокрые» — связанные с убийствами, статьи среди воров всегда считались если и не позорными, то достаточно низкими, и бандиты никогда не могли рассчитывать на солидное место в воровской иерархии. Им тоже захотелось встать на другую ступеньку. Появились группировки — «польские воры», «ломом подпоясанные», «беспредельники» и многие другие. Эти раскольники выходили из-под контроля воровских законов, то есть «ссучивались». Жили они по законам, сходим с воровскими, но имелись принципиальные различия — им разрешалось сотрудничать в некоторых моментах с администрацией, при необходимости работать своими руками. Поэтому их всячески поддерживала администрация, внося раскол в воровской мир и получая более податливый инструмент управления.

Принятие в «сучьи банды» было обставлено с некоторой долей театральности. Так, новообращённых заставляли целовать сучью финку. И после этого назад дороги не было. Кто отказывался часто расставался с этим миром — резали на глазах у всех. Урки вообще обожают внешние мелодраматические спецэффекты — им обязательно нужно поклясться на крови, ритуал совершить. Они напоминают детей, играющих в наивные детские игры. Только игры выходили кровавыми, и после них оставались не забитые голы или заработанные очки, а гробы и выпадающие из разрезанного живота кишки.

Всё это привело к силовому противостоянию — кто главнее. Появились «сучьи зоны», «сучьи бараки», где правили раскольники. И вору попасть в такой барак — верная смерть или потеря лица.

В Норильске, Магадане, на Ванинской пересылке гремели эпичные битвы. Вырезали друг друга целыми бараками, порой по сто человек за раз. Взаимная ненависть была просто колоссальная. А тут ещё бандеровцы подоспели в зоны со своим уставом. Да и внутренние разборки в воровской среде не прекращались ни на день — все стремились подставить друг друга и занять более высокое положение в воровской иерархии, потому что самая сладкая власть в мире — это власть над жизнями людей. И на этой почве во внутренних разборках постоянно кого-то резали, «давали по ушам» или раскороновывали — то есть лишали воровского сана. Кстати, это творится и по сей день.

Дестабилизации обстановки в зонах послужила ликвидация наказания в виде смертной казни. Что бы ты не натворил, больше четвертака — двадцати пяти лет, не получишь. Это решение было следствием колоссальных человеческих потерь в период войны. Стали просто беречь население, всех тех в отношении кого была хоть малейшая вероятность исправления, даже убийц. Так что, получив четвертак, больше уже не получишь, можно творить, что хочешь.

Пошли бунты. Мне рассказывали, как начальником зоны после войны назначили бывшего танкиста — героя. И тут на зоне бунт. Он пошёл к своему приятелю — командиру танкового полка. Тот ему и выделил несколько танков. Мощные бронемашины въезжают на зону. Одна сносит барак. Люк открывается. Из башни возникает гордый начальник и кулак взметает вверх:

— Теперь поняли, гады, что такое танки. И не бузить мне!

В общем, после войны в ГУЛАГе воцарился ад междоусобицы — типично феодальные войны. Воровское сообщество трещало по швам. А тут ещё уголовный кодекс изменили.

Помню, Окуджава блеял нечеловеческим голосом из динамиков моего катушечного магнитофона, а я, утерев детскую слезу, слушал:

«Итак на север, срока огромные
Кого не спросишь, у всех Указ.
Взгляни, взгляни в глаза мои суровые.
Взгляни быть может в последний раз»

Я понимал не шибко далёким детским умом, что романтическую личность ну ни за что законопатили на Север, где она обязательно погибнет. А что такое Указ — не знал. Оказывается вышел Указ ПВС от 1947 года «Об усилении ответственности за хищения». Раньше градация была чёткая — украл государственное имущество, будешь сидеть, пока не посинеешь. А частное имущество — отделаешься небольшим сроком. Поэтому большинство воров шарились по квартиркам и карманам, и даже не слишком боялись попасться — ну полгода в тюряге они переживут, тем более сами же говорят, что тюрьма для вора дом родной, а на свободе он в гостях. А по этому Указу за кражу личного имущества можно было огрести весьма немалый срок. И у ворья началась паника. Некоторые начали голосить, что на такое не подписывались, пошли массовые завязки с преступной деятельностью.

В общем, после войны воровское сообщество лихорадило ещё несколько лет, до середины пятидесятых годов, но потом как-то все устаканилось. Воры пошли на попятную, законникам в колониях разрешили работать бригадирами и в парикмахерских, в определённых случаях сотрудничать с администрацией, прочие послабления. Кое-как утряслись основные противоречия. Но в итоге все вышло совсем не так, как хотелось ворам. Воровская община выжила в сватках, в борьбе с голодом в лагерях, в поединках с суками, под пулями вохровцев. И не выдержало испытания стабильностью. Оно начало сдуваться...

***

Возникает законный вопрос. Советская власть, которая победила белогвардейцев, интервентов, вышла победителем из Великой Отечественной войны, переборола все правые и левые уклоны, прситукнула Троцкого и Зиновьева, провела коллективизацию и индустриализацию, притом далеко не гуманными средствами, терпела у себя под боком антисистему, которая, не скрываясь, декларировала свою не только антиобщественную, но и антисоветскую сущность. Почему такое могло произойти?

Мне кажется, просто не до воров было. В тридцатые годы для страны основной угрозой, и не без оснований, считались политические противники, вредители разных мастей, зажравшиеся чиновники-разложенцы, которые не давали развиваться промышленности. Главная задача виделась в том, чтобы сцементировать советское общество, сделать его готовым к труду и обороне в неизбежной будущей войне. И передавить оппозицию. На этом фоне все эти воровские дела казались жалкими играми в песочнице. Когда воры начинали выходить за очерченные рамки и мешать, то получали массовые расстрелы и жестокие подавления бунтов.

Когда воровское сообщество в тридцатые годы привели в чувство, то администрация с его помощью начала делать план — это уже тогда был фетиш системы. А заставлять работать воры умели, хотя сами не работали. Также поддерживали в зонах порядок — распределяли пайки, препятствовали кражам, грабежам и резне. За это администрация закрывала глаза на их чудачества и давали жить спокойно. При прямом противодействии администрации никакие воры не выживали, как бы они не пыжились, доказывая, что на зоне они главные. Выжили те, кто умел договариваться, хотя по воровским законам никаких контактов с правоохранительной и тюремной администрацией им поддерживать никак нельзя. Однако правила и существуют для того, чтобы их нарушать, когда припрёт.

Крепости воровского сообщества способствовала и недостаточная эффективность милицейской и судебной системы. Не набрали ещё такой мощи органы правоохраны, чтобы держать под контролем всю страну. Порой элементарно не хватало профессионализма, особенно при работе с глубоко законспирированными структурами. Помню, на юге России в двадцатых-тридцатых годах действовала банда из пяти человек, на счету которой было около тысячи жизней крестьян, возвращавшихся с ярмарок. Так полтора десятка лет оперативники и следователи не могли понять, что имеет место серия, а не отдельные эксцессы.

После войны страна восстанавливала народное хозяйство, зализывала раны великих сражений. Из пепла с колоссальной скоростью восставали заводы и города. Люди жили в запредельном напряжении. И тоже было не до того, чтобы ворошить это комариное гнездовище. Тем более ГУЛАГ исправно давал план.

Потом была бериевская амнистия, когда на свободу вышло более миллиона уголовников. Они устроили в городах и сёлах уголовный террор, и вскоре основная их часть вернулась на кичу. В то же время пошли бунты в колониях — урки почувствовали, что после смерти вождя гайки в государстве раскручиваются. Министра внутренних дел Круглова дорогой Никита Сергеевич уволил, прицепившись, что бунты были подавлены слишком жестоко, хотя давили их ровно в соответствии с опасностью для общества. Но уже тогда на Руси становилось модно быть знатным либералом и человеколюбом.

***

И вот прокатились по Союзу эти криминальные войны. Жесточайшим образом правоохранительные органы передавили вооружённый послевоенный бандитизм и загнали в стойло выпущенных Берией отморозков. В стране отменили карточки. Росла промышленность и производительность труда, массовый гулаговский труд по копанию каналов становился все менее важным, в цене все больше были образованные специалисты. Пришла пора государству оглядеться и понять, что же творится и какие такие гниды завелись на его теле, пока весь народ строил и воевал. Вот тогда на них и обратили внимание по-настоящему.

К шестидесятым годам социальная база воровского мира была подорвана. Беспризорники, голод, бедность, стремление к хорошей жизни и красивым вещам, которые было получишь только крадя, а не работая — все это потихоньку уходило в прошлое. Уровень жизни, социалка росли как на дрожжах. Воровать в массе своей стало просто не нужно. На воров стали смотреть не столько с опаской, сколько с презрением, как на опасных идиотов. Они становились для страны совершенно чуждым элементом. Антисистема лишалась массового потенциала.

А тут ещё схлынула ожесточённость борьбы не на жизнь, а на смерть, которая сопровождала до этого нашу страну. Не текла кровь на стылых полях войны, в жарких политических баталиях. Не надо было рвать жилы и погибать на трудовых полях сражений. Все стало успокаиваться. Кончились крайности. Начиналась обычная жизнь измученного страшными испытаниями народа.

Целенаправленно взялись за ворье правоохранительные структуры. Была дана команда — фас, после чего воры в законе на свободе перестали задерживаться. И в системе исправительно-трудовых учреждений тоже все стало по другому. Заключенные гораздо более вдумчиво стали распределяться по разным режимам и зонам — исходя из их общественной опасности. Целенаправленно шла работа по развенчанию лидеров преступной среды.

Появился «Белый лебедь» — колония для воров в законе в городе Соликамске Пермской области. Один из любимых сюжетов блатного шансона. Про него пели Михаил Круг, Иван Кучин, даже группа «Любэ» отметилась. Очень жалостливо шансонье выводят про героических личностей, которых за какие-то таинственные героические дела законопатили подлые сатрапы в страшное место, но личности и там ведут себя героически, хотя и очень страдают по воле и добрым делам, которые они ещё не успели совершить на свободе. Ну тут ничего не поделаешь — весь наш странный шансон — это героизация подонков и их подоночных дел.

На деле в «Белый лебедь» собирали воров в законе и прочих авторитетов. Кстати, к тому времени их стало гораздо меньше, чем в тридцатых-сороковых годах. Не только сужение воровского сообщества в этом сыграло свою роль. Просто раньше вором в законе можно было стать вообще без проблем — главное, воровать и заносить деньги в общак, а также считать себя частью воровского мира. Позже воровское звание стало приравниваться к генеральскому — это уже большие начальники. А генералов много не бывает — их количество колебалось по Союзу где-то в районе полутысячи-тысячи, многократно увеличившись с приходим, как поёт Трофим, разнузданной российской демократии.

Всех этих паханов запихали в туда и заставили сидеть друг с другом. А это большое испытание. Где взять шестёрок, если одни законники в камере? А кто будет пол убирать, когда законнику запрещено работать? Постепенно начинали и трубиться, и гонор теряли.

МВД работало тогда достаточно жёстко. Бывали случаи внесудебных расправ над наиболее отмороженными представителями Империи воров. Но все же это редкость. Зато в «Белом лебеде» как на конвейере принимали подписки об отказе от воровской деятельности, особенно споро работа пошла, когда в семидесятых там построили помещения камерного типа. Практически каждый сиделец написал бумагу собственноручно. С этого момента он был никем.

Поскольку подписок этих было великое множество, то был даже специальный воровской сход, который постановил, что бумаги эти силы не имеют. То есть реабилитировал уважаемых людей и вернул их в лоно Организации.

В шестидесятые годы воровское сообщество перестало быть самодостаточной антисистемой. Нет, воры в законе остались, равно как и их законы, и правила, и понятия. Вот только они были забиты в такие узкие ниши, что перестали хоть как-то влиять на жизнь большой страны.

Появилось новое явление — опера называли его непрофессиональный блат. То есть множество народу занимались преступной деятельностью, кражами, грабежами, при этом никаким образом не касаясь профессиональной воровской среды. Это создавало большие трудности для оперативников, поскольку вся агентура становилась фактически бесполезной, и приходилось как в кино собирать следы, выстраивать версии, осваивать новые методики розыска преступников.

Вот этот период я и пытаюсь расписать в моей книге. С одной стороны — старые воры, прошедшие через пятидесятиградусные морозы и голод. Хоронившие товарищей, которые превращались в ледышки. Готовые на всё, чтобы сбежать. Так, с Колымы бежали, по воровским легендам, втроём — два правильных вора брали с собой неоперившегося пацана, гордого, что его заметили. Его называли гастрономом, и во время побега его задача была пойти на корм подельникам, хотя он сам этого и не знал. И с другой стороны — уже упорядоченный социалистический мир, погружавшейся в спокойную дрёму, где не было места этим осколкам прошлых кошмаров. При соприкосновении этих миров лилась кровь...

***

А что потом стало с Империей воров? Трудные годы оно пережило, забившись в ниши. Воры в законе банковали в некоторых зонах, гордо называя их «чёрными», то есть живущими по воровскими понятиями, в противовес «красным», где безраздельно властвовала администрация. Виной такому попустительству был все тот же его величество план по валу, погубивший в итоге всю страну. Воры сильно помогали его делать, а, как говорил мне давным-давно опер одной из зон, если бы не этот проклятый план, мы бы за неделю всех этих преступных авторитетов передавили и перевоспитали — они бы вякнуть боялись.

Кстати, наиболее рьяно всегда блюли закон и понятия в воспитательно-трудовых колониях для несовершеннолетних. Со всей пылкостью юности, жестокостью, бескомпромиссностью и дурью из поклонения в поколение воспроизводились там воровские понятия в самом бесчеловечном их виде. И самые обильные татуировки тоже оттуда. Подросткам страшно хочется казаться чем-то куда большим, чем они есть на самом деле, и воровская идеология тут хороший пособник.

Есть мнение, что в шестидесятые годы воровская субкультура в зонах не только выжила, но и начала оттуда шествие по всем слоям советского общества. Ну, у кого не было магнитофона с записями блатных песен? Это воспринималась нашим населением больше как игра — всё это уже было не страшно, а карикатурно, забавно. Однако на деле субкультура была вирусом, который разлагал потихоньку общественное сознание, готовя его к победному возвращению Воровской империи. Но это была общая тенденция — к сожалению советская власть тотально сдавала позиции в схватке за умы граждан на всех фронтах, напрочь закостенев в идеологических штампах.

Выживала воровская культура и идеология в некоторых регионах и районах со стойкими воровскими традициями, где считалось неприличным ни разу в жизни не побывать в тюрьме. У меня были пацаны подследственные из таких регионов — мозги полностью нафаршированы воровскими понятиями и подходами к окружающей действительности.

В самый разгар застоя пошла непонятная волна агрессии. Вспоминаются казанские моталки, когда все подростки были запуганы моложёными бандами, собирали деньги в общак, людей убивали на улицах, дискотеках. Драки район на район — жестокие и страшные. Насилие росло. Почему? Скорее всего, энергетика насилия присутствует в любом обществе. Иногда гасится культурой, толерантностью в диких формах, как сейчас на Западе, жёстким законодательством, неотвратимостью наказания. Но чаще разряжается в войнах. А это был самый длительный период без войн. Вот агрессия и выплёскивалась таким образом, укрепляя хулиганские и воровские понятия. А в перестройку это сдержанное насилие вылилось в гражданскую криминальную войну. И дай Бог эту агрессивную энергию этноса, которая снова накапливается в России, в будущем трансформировать и направить на какие-то свершения, победы, освоение космоса, а не на кровавую бойню друг с другом.

Но главное, воровская община воспряла в национальных Союзных Республиках. В те самые времена, когда как на дрожжах стала расти теневая экономика, воры взяли на себя обязанности арбитражных судов между теневиками, а также поддержку проворовавшихся хозяйственников на зонах. За что цеховики отслюнявливали, кажется, двадцать процентов с дохода.

Проходило в начале семидесятых такой межведомственное совещание — совместный сходняк авторитетных цеховиков и воров. После этого так и пошло, и воровской мир начал набирать жирок. Стали возрождаться азартные игры — катраны и прочее, где тоже воры банковали. А в Закавказских республиках вора вообще держали за представителя власти — люди ещё думали, куда с заявой идти, в милицию или к авторитету.

У меня знакомый в восьмидесятые годы работал в МВД Грузии. Был дежурным по министерству. С КПП ему говорят — пришёл вор в законе — кличку не помню, требует пропустить его к замминистра. Дежурный, понятное дело, послал его по матушке. Но тот всё наcтаивал, под конец заявив, что они вообще с большим начальником одноклассники. К замминистра его все-таки пропустили. А потом генерал собрал своих сотрудников и метал молнии:

— Найти их! Этого не должно повториться! Это нарушение всех наших традиций!

Оказалось, вор в законе, выйдя поутру из дома, увидел, как подростки раскурочивают его машину и вытаскивают магнитолу.

— Вы что делаете? Я вор в законе!

— Вор в законе! Ну, так иди и воруй! — услышал в ответ. А потом ещё и прилетело ему по голове его же магнитолой.

В то время молодняк в Грузии был совершенно отмороженный — вообще выскочил из-под всякого контроля. Онижедети устаивали перестрелки, бросали друг в друга гранты. У меня знакомая училась в школе в центре Тбилиси, так у них постоянно в классах делали обыска, и находили по одному-два пистолета. Была какая-то эйфория абсолютной безнаказанности со стороны этих деток, обычно из хороших семей, да таких же анархистов из семей похуже. Неудивительно, это закончилось тем, что детишки руководителей страны похитили самолёт, пытали пассажиров, пытаясь все такие важные въехать на Запад на скаковом коне антисоветизма. На основе этой истории какой-то очередной мутный либерал-режиссёр недавно выдал блокбастер за наши деньги, где героические террористы героически пытались убежать из проклятого совка, потому что им так не хватало швабоды!

Это было даже не от антисоветизма и желания хорошей жизни, а от полной безбашенности, паталогической безответственности, порождённой заоблачным положением их родителей, и от общего бардака в республике, когда все вопросы решались за бабки и по блату, а не по закону. По улицам порой пройти было невозможно. Притом от подростковой бесшабашности под раздачу мог попасть кто угодно. Вот и попал вор в законе — это при том, что они пользовались огромным авторитетом среди всего населения — это национальные традиции, когда разбойник был уважаемым человеком.

В общем, договорились тогда МВД и воры и стали всю эту вольницу плющить — каждый по своей линии. Доходило до того, что воровские патрули по улицам ходили и цепляли отморозков, прописывая им лечение прямо на месте. Скоро всё успокоилось — воры стали ворами, менты ментами, и всех это устраивало.

Это СССР позднесоветских времён, который перекочёвывал в какие-то новые исторические реалии — частью в капитализм, частью в феодализм и рабовладение.

Уютную нишу свили воры поближе к большим деньгам. Это были не только цеховики. В конце восьмидесятых была создана специальная следственно-оперативная группа при замминистра внутренних дел по расследованию фактов укрепления позиций воровского сообщества в столице. Одной из тем было проникновение в бомонд. Вскрылись совершенно дикие факты участия артистов Москонцерта, администраторов и чиновников от культуры в воровских делах.

Вообще творческая интеллигенция питает неистребимую тягу к блатному сообществу и его традициям, на деле не зная о них ничего. Народные артисты держали дома общаки, потому что считалось — к ним с обыском не придут. Платили иногда процент со своих сверхдоходов — попса уже тогда официально зарабатывала порой по десять тысяч рублей в месяц — ну это как сейчас десять лимонов гринов. Деятели Москонцерта становились жертвами своих же авторитетных приятелей, которые сами их считали за лохов. Их разводили, устраивали подставы, и попсятские денежки перекочёвывали в карманы реальных пацанов.

Одна такая творческая натура прятала в отлично замаскированном сейфе дома огромные суммы, на которые облизывались его кореша-воры. Так они умудрились через подставных лиц купить у него машину за дикую сумму, расплатились деньгами, помеченными радиоактивными метками. Оставалось проникнуть в квартиру и со счётчиком Гейгера найти клад — денежки за машину он спрятал в тот самый таинственный сейф.

Кстати, и сами народные любимцы не брезговали немножко понарушать УК. Известны случаи, когда за контрабанду задерживали и главного юмориста СССР. И главную диву, которая позже состарится, ополоумет и станет собирать деньги бандеровцам на АТО. Но они всегда как-то выкручивались — считалось, что кумиров нельзя свергать так резко, это плохо сказывается на душевном спокойствии народа.

Я листал некоторые оперативные материалы, накопленные этой группой. Меня поразило обилие в них самых известных личностей. Многие из которых покорили эстраду. Другие взошли на самые верхние ступеньки преступного мира в девяностые и пребывают там до сих пор. Третьи приняли участие в создании кинематографических шедевров, прославляющих блатной мир и перевернувших мозги целому поколению — ну, понятно, о каком фильме речь. Большинство фигурантов покинули наш беспокойный мир, расстреляны корешами, скончались от наркотиков.

Интересно, что знатный вольный каменщик и демократ Владимир Бакатин, взобравшись правдами и неправдами на самое высокое кресло в МВД, приказал эти дела уничтожить, так что многие годы пришлось заново нарабатывать материалы по этой среде. А меня всегда интересовало, какие качества необходимы для подобного поступка — непроходимая тупость, непрофессионализм, наркоманское неадекватное благодушие или продажность? А может просто добрые побуждения — демократия же на дворе, зачем собирать на людей какую-то оперативную информацию от каких-то там стукачей, которых министр принародно поклялся извести как класс? Даже и не знаю...

По-настоящему эта воровская зараза расползлась по стране, когда появились кооперативы. К закону о кооперации оказались лучше всего готовы функционеры комсомола — у них какая-никакая власть, связи и незамутнённое внутреннее бесстыдство. И воры — за ними организованные сетевые структуры по всему Союзу, силовая поддержка при хозяйственных спорах, привычки к преступной деятельности (а работа кооперативов состояла на три четверти из хозяйственных преступлений) и первоначальный капитал — общаки. Помню в конце восьмидесятых в МО зарегистрировали кооператив из полусотни человек — все судимые за имущественные преступления. Потом ОБХСС его уконтрапупил.

В девяностые что творилось — все знают. Воры приватизировали и перепродавали шахты, вертолёты, боевую технику, захватывали регионы, строили отели и казино. Развалились к чертям все воровские законы и понятия. Появились воры, не сидевшие в тюрьме — это как профессиональный пловец, не научившийся плавать. Откуда-то нарисовались лаврушники, апельсины — то есть раскольники, стремившиеся к трансформации воровского закона под новые реалии, покупавшие воровские звания. Общак в пару миллионов баксов стал обыденностью. Воры стали самостоятельной силой в экономике. Сообщество морально разложилось, строгие понятия трансформировались в сплошной бардак и продажность, как и всё вокруг.

Вообще возвращение Воровской Империи — это одно из преступлений горабчевско-ельцинского режима. И в те годы во взаимоотношениях властей, правоохранительных органов, спецслужь, судей и прокуратуры с воровским сообществом было немало странностей, которые явно не для всеобщего обозрения.

Сегодня воровское сообщество забили в определённую нишу. Наиболее удачливые воры стали солидными бизнесменами и дистанцируются от братвы, правда, закидывая деньги в общак. Основная же масса занимается своими обычными делами — присматривает за ГУЛАГом, разводят спорящие стороны, пополняет общак и ворует барсетки и шубы из квартир.

Примерно эти идеи пытался довести в книге в лёгкой форме криминальных садюшек и расследований. И. Рясной «Голос Америки сообщает». Буду благодарен, если кто-то отважится её приобрести и даже прочитать. На моем материальном благополучии это практически не скажется, однако издательство хоть не прихлопнет серию, а для неё есть немало интересных сюжетов.

Написана книга немножко старомодно, поскольку было стремление стилизовать повествование под эпоху. Буду рад увидеть отзывы.

Мент

* * *