Александр Роджерс. Про глубинный народ, про русских до мозга костей

Знаете, как только я услышал словосочетание «глубинный народ», мне захотелось написать на эту тему. Зацепил меня этот термин, отозвался чем-то родным и знакомым.

Мне, в общем-то, даже всё равно, что именно имел в виду Сурков. Для меня эта фраза наполнена своим, личным смыслом. Возможно эти смыслы совпадают, возможно нет — но это не столь уж важно.

Глубинный народ — это пока даже не термин, это больше на уровне чувств, ощущений.

Чтобы понимать, что такое «глубинный народ», нужно быть русским до мозга костей, до корневых смыслов.

Например, нужно чтобы тебе мама или бабушка в три-четыре года читала русские былины.

Потому что волхвы, которые пришли к Илье Муромцу в тяжкую годину «испить водицы» — это глубинный народ.

И сам Илья, который тридцать лет и три года лежал на печи, а потом пошёл защищать Матушку-Русь — тоже глубинный народ.

А больше всех глубинный народ — это Микула Селянинович, который сильнее всех богатырей (но этого никто, кроме Муромца, понять не может).

Ещё нужно смотреть старый фильм «Александр Невский». Где под музыку Прокофьева «Вставайте люди русские» народ на клич князя выбирается из хижин, землянок, выходит из леса — с дубьём, топорами, рогатинами — и идёт воевать.



Этого никогда не понять такому «русскому», как Клим Жуков, который заявляет «А не нужно было сопротивляться Наполеону, потому что плодами победы воспользовались дворяне». А Прокофьев говорит «На родной Руси не бывать врагу»!

Потому что для Жукова и таких как он, бредящих про «классен кампф убер аллес», Василиса Кожина — это «дура, которая воюет за чужие интересы». А для меня — это глубинный народ.

Потому что для Жукова и таких как он, Родина сводится к «яхте Абрамовича». А для меня — это лозунг РЖД «Россия живёт просторами». Не вместится русская душа во что-то меньше России! Чахнут эмигранты на чужбине, ибо душе их тесно.

Для них «Классовая борьба всегда важнее отражения агрессии иностранного империализма», а для меня понятно, что борьба против империализма (как высшей стадии капитализма) важнее просто классовой борьбы. Потому что архивраг страшнее просто врага.

Для Сёмина «столбики не важны», а для меня «У России нет никаких границ, у России есть только горизонт» Растеряева.

Растеряев — это глубинный народ, а Сёмин, чей папа ставил памятники белочехам — нет. И никогда не будет. Он даже не поймёт, о чём я. Для него я всегда буду «сумасшедшим», а для меня он всегда будет убогим, обделённым, обрезанным (не в иудейском смысле). Верхние чакры у него закрыты, наглухо. Он и сердцем не чует, и тыковкой с космосом не связан. Да и босиком по земле никогда не ходил, чтобы силы набраться (оттого и хилый такой).

Потому что для Жукова и таких как он, Минин и Пожарский — фашисты-солидаристы. А для меня они — глубинный народ.

Тут недавно г-н Сёмин выдал текст про Карбышева. Вот только Карбышев воевал за Россию не только во Второй мировой, но и в Первой.

Как и Жуков (Георгий Константинович, а не однофамильное чмо). И, представьте себе, имел Георгиевские кресты 4-й и 3-й степени от «классово неправильного» царизма.

И оба они 100% воевали бы и за современную Россию. А этих клоунов, которые сегодня пытаются торговать их именами, одновременно заявляя про «два Отечества», оба поставили бы к стенке.

В том числе и потому что у Кости Сёмина, лицемерно на камеру плачущего про (давно снятую) доску Маннергейма, папа поставил в Екатеринбурге памятник белочехам. Белочехам! Который до сих пор стоит, не разбит гневной рукой пламенного борцуна Кости, и почему-то белоказачьего папу идейный сыночек не клеймит в своих телепроповедях.

А потом они говорят «иностранная интервенция не страшна, свои капиталисты хуже».

И почему я, как и весь глубинный народ, при этом испытываю сильнейшее желание выбить им все зубы, чтобы такого больше не говорили?

Может потому, что у меня на подкорке, на уровне генетической памяти записано «захватчик добрым не бывает»?

Может память предков рассказывает мне, как угоняли в Степь захваченных русских рабов?

Может я прекрасно помню русскую девушку с картины Глазунова (и раздавленных брёвнами русских князей)?



Может я помню рассказы своей прабабки, как она всю войну прятала в погребе двух молодых евреек (это же их нужно было ещё и кормить, хотя сами голодали!), а в это время в хате жил немецкий унтер-офицер?

Или может потому, что я всё никак не могу разобраться в архивах, входил концлагерь в Линце, в котором сидела моя бабушка, в ведомство Дахау или всё-таки в Маунтхаузен?

В общем, с точки зрения шестёрок Ходорковского, я неправильный и сумасшедший. Потому что не верю, что добрые захватчики после свержения Путина построят нам коммунизм (что-то я не заметил, чтобы жизнь иракских или афганских пролетариев улучшилась после оккупации), и не готов встречать их цветами.

Всем этим мажорам, детям позднесоветской номенклатуры, никогда не державшими в руках ничего тяжелее микрофона, не понять, почему такие как я (и вообще большинство населения) Они и тогда, когда вокруг была разруха девяностых, себя чувствовали хорошо. А иногда даже лучше, чем сейчас — их номенклатурные предки могли беспрепятственно воровать, а сейчас уже не могут. Поэтому срочно, кровь из носу, им нужна революция! Для поддержания привычного уровня потребления.

Они не ходили на ночные махачи с укронациками. Им никто не угрожал, что будет пытать их семью у них на глазах.

В девяностые, когда был полный, кхм, афедрон, никто из них не бежал свергать кровавый (в прямом смысле) режим Ельцина (особенно Ходорковский). Зато теперь они все озабочены «сворачиванием гражданских свобод» и вспомнили о классовой борьбе. Надо было воевать с классово неправильными братками девяностых! Но там же могли и убить, а «терран» слишком мягкий, его не страшно.

И таких как я, которые никогда не поведутся на «Классовая борьба всегда важнее отражения агрессии иностранного империализма», в России подавляющее большинство. Мы и есть глубинный народ.

Именно поэтому, когда Сурков озвучил этот термин, и началась такая паника среди всех врагов Руси — они не связаны с глубинным народом, не чувствуют его, не понимают и оттого боятся и ненавидят.

Им не понять Гоголя, вложившего в уста умирающего на костре Тараса Бульбы слова «Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!

А уже огонь подымался над костром, захватывал его ноги и разостлался пламенем по дереву... Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!»

Но если вы думаете, что «глубинный народ», это что-то древнее, архаичное, то вы ошибаетесь. Они тоже ошибаются.

Они не читали Олега Дивова «Лучший экипаж Солнечной». Там где вернувшийся на Землю флот застаёт Россию после ядерной бомбардировки и думает, что там никого нет. А потом оказывается, что огромное количество русских выжило, выбралось из глубины и уже восстанавливает жизнь заново и даже развивает новые технологии.

Они не читали Максима Жукова «Оборона тупика». Вы говорите, что наш путь тупиковый? Посмотрим, возможно (а может и наоборот). Но это наш тупик, и мы его никому не отдадим!

Глубинному народу важны «столбики» (границы), которые не важны Сёмину. Потому что это Хартланд, потому что это «лебенсраум», потому что каждый километр этой земли полит кровью русских. Каждый!

Глубинному народу есть до всего дело. Он внимательно следит одним глазом, чтобы Курилы не отдали. Потому что там рыба. И чтобы тайгу не выпилили. Даже если он последний хипстер, который никогда в жизни не ходил в поход и не был в лесу. И чтобы китайцы не выпили наш Байкал. Даже если он на Байкале никогда не был и не будет, и воды оттуда не собирается пить. Чтобы было, про запас.

Глубинный народ стоял по колено в крови под Нарвой. Глубинный народ бил таких милых сердцам Жукова и Соколова французов от границы и до Смоленска. Глубинный народ продолжал воевать в горящих танках. И глубинный народ самостоятельно сделал в соседнем дворе мурал с лётчиком Филиповым. Глубинный народ слишком хорошо помнит, какой ценой ему обходится каждый приход «несущих благо» западных цивилизаторов.

Наши люди каждый день воюют и гибнут на Донбассе. И когда какой-нибудь очередной Рудой пишет «было бы лучше, если бы Россия проиграла украинскую игру», то единственное, что мне хочется — это запихнуть ему его слова обратно в глотку. Потому что после такого он мой личный враг, невзирая на свои идеологические убеждения (которых у этой шавки Ходорковского на самом деле нет).

И если я вдруг встречу его где-то вживую — можете сразу вызывать полицию и сажать меня на 15 суток. Ибо не сдержусь.

Вот такой у нас с ними душевный и концептуальный разговор получился. Пусть и дальше считают меня сумасшедшим.

P. S. Предупреждая очередные дебильные вопросы «Почему ты не в окопе?». Потому что пехотинец из меня, к сожалению, посредственный. А вот разбираться в экономике и жечь словом я умею. Поэтому руководство меня и приставило к этому делу. Чтобы не забивать гвозди микроскопом.

Знаете, кого Гитлер считал своим главным врагом? Не Черчилля, не Рузвельта и даже не Сталина — Левитана!

А у меня на Донбассе был позывной «Советское Информбюро». Может я и не столь велик, но нервов гадам тоже портил, порчу и продолжу портить порядочно (и не только текстами). Даже если мне и дальше придётся спать по 4-5 часов в сутки, как последние пять лет. Ежедневно. До Победы!

Александр Роджерс

* * *