Русский код

Один мой давний знакомый, гурман разного рода интеллектуальных посиделок, традиционно заканчивает все конференции, «круглые столы» и прочие междусобойчики словами: «Сказали все, но не все». И вот когда появилась заметная пространная, во многом знаковая статья о сути и особенностях президента Путина, его режима — «путинизма» — и о «глубинном народе», я ждал, когда выскажутся все. Все, конечно, в моем понимании. То есть те, кто умеет говорить по делу, а не по настроению или заказу.

Высказался Писатель. Знаю его лично и уважаю за талант, смелость и откровенность. Сказал, что автор статьи, безусловно, искренен, но излишне публицистичен. А здесь бы больше литературной интуиции, а не газетного пафоса. Высказался Философ. И его лично знаю и уважаю за кругозор и эрудицию. Сказал, что автор, безусловно, талантлив, но излишне политтехнологичен. А здесь бы больше философских обобщений, а не политологической конъюнктуры. Параллельно выпрастался более мелкий калибр комментаторов и смакователей. В том числе из «ближнего зарубежья». Там — дикая разноголосица, замешанная или на слепой ненависти, или на неконтролируемой зависти, явном страхе или на плохо скрытой сервильности. Короче, сказали все. Но, как всегда, не все. Поэтому рискну кое-что добавить.

Во-первых, хорошо, когда статусный чиновник анализирует теорию и практику своего шефа, да еще и лидера страны. Это по крайней мере дерзко. В России свобода слова и мысли чрезмерно литературна. (Я имею в виду прежде всего глубину, а не остроту.) В том смысле, что её пока куда больше в малотиражной литературе, чем в массовых электронных и печатных медиа. Соответственно, появление в тиражном издании публикации, которая и стилем, и содержанием, и особенно авторством дерзко провоцирует на откровенный, не дежурный и смелый разговор (а иначе и нет никакого смысла) о первом лице и народе в контексте судьбы страны, — это нормальный ход. Не исключаю, что «первое лицо» к этому и причастно. (Самые главные вещи можно узнать о себе либо на своей свадьбе, либо на похоронах. Но если то и другое не предвидится, стоит подтолкнуть к этому хотя бы своих подчиненных.)

Во-вторых, плохо, когда продуманный, выношенный и выстраданный текст начинают комментировать «мелкокалиберные» авторы, да еще походя, небрежно и без души. Я вообще против всяких комментариев. Чаще всего это ложная форма тщеславия. Но я за то, чтобы мысли, которые всегда возникают при столкновении с чужой позицией (если она достаточно крепка для столкновения), озвучивались как дополнительная или альтернативная смысловая конструкция. А время и бытие потом рассудят, где было больше правды жизни.

Так вот, несколько мыслей, «отрикошетивших» от названного текста. Итак, обычно, когда анализируется лидер или целый народ, энергия исследователя в основном тратится на выявление того, кем и чем хочет и может быть этот лидер, этот народ. Это традиционная западная парадигма в философии, блестяще выраженная картезианцами, а в психологии — фрейдистами. Да, по желаниям, волениям, целеустремлениям личности (народа) можно многое понять, спрогнозировать, даже простить. Но не менее интересно знать, а кем и чем не может не быть лидер (народ) даже вопреки своим озвученным чаяниям.

В одном из исследовательских центров мне пришлось столкнуться с направлением «генетическая археология». Там изучали генетические предрасположенности к основным видам жизнедеятельности многих давно ушедших поколений, вплоть до неандертальцев. Поучительно! Но сегодня меня больше интересует «генетическая политология» — то, какие модели политического поведения закодированы в личности и народе на генном уровне первичных рефлексов, инстинктов, базовых моделей поведения.

То, что русский народ, например, много поколений жил в крайне сложной природной среде, во враждебном окружении, на бескрайних территориях, под прессом бесчисленных военных, хозяйственных, культурных, межнациональных и пр. вызовов, не могло не отпечататься в генной характеристике. Как не могли не войти в его код различные, часто необычные модели социализации, коллективной адаптации, кооперации, без чего невозможно выжить в агрессивной среде. Что и формировало особый тип мышления, скорость и инвариантность принятия решений, характер межличностных, групповых и социальных отношений. Эти особенности, без которых популяции не быть, и составляют то, что названо «глубинным народом».

И рождались на Руси, к счастью, мыслители, которые не боялись подробно анализировать все эти особенности. Такие, в частности, как Борис Николаевич Чичерин, возможно, первый русский классик системной политологии. Почему «не боялись»? Да потому, что в таком анализе выявляются не только позитивные народные качества. А ведь все народы считают себя идеальными. Об этом стоит говорить отдельно. Но если дать нашему народу сверхкороткую и максимально обобщенную характеристику, то это — мощь выживания. Наперекор всему, вопреки всем, несмотря ни на что. Вот этот уже природный дар выживания и обусловливал часто ситуации непонимания с другими народами, имеющими принципиально иной исторический опыт.

Например, в выживании особую роль у нас играли «священные границы». В других ойкуменах границы часто были формальны и малозначимы. А русский народ без границы — как без кожи. Именно она защищает организм от большинства инфекций, и такую же роль играла граница для державы. Поэтому так корежила от боли Россию попытка глобалистов «освежевать» её в девяностые. Эта боль и разбудила державу от хаотически-гедонического транса тех лет...

А теперь — Путин. Он ведь тоже как частица своего народа опирается на общие глубинные особенности национального характера. Но при этом в архетип каждого человека впечатывается и уникальный опыт его рода, предков, родителей. Мне пришлось в рамках собственного проекта анализа мировых лидеров углубиться в эту сферу. Оказалось, что в случае Владимира Путина в его персональный архетип через образ жизни, переживания его близких глубоко отпечатался ленинградский блокадный регламент. Путин в этом плане — очевидный постблокадник. А это не только модель выживания в тяжелых условиях с неожиданными вызовами, ограниченными ресурсами и пр. Это модель выживания в сверхтяжелых, даже убийственных для других обстоятельствах. То есть народ, наделенный глубинной чертой выживания, преодоления сложных обстоятельств, обрел лидера с таким же природным, но еще более усиленным свойством. Это лишь один из моментов «генетической политологии», но уже он многое объясняет.

Например, секрет столь стабильной популярности президента — люди интуитивно за тех, кто может предъявить их же качества, но в более мощном воплощении. Это, кстати, объясняет и то, почему Россию и её лидера не пугают сегодняшние зарубежные ограничительные санкции. Блокада — это, по сути, апофеоз любых самых немыслимых и убийственных санкций. Люди, которые несут в своих генах навыки достойного выживания в смертельном ленинградско-блокадном режиме, любой формат инфантильных западных заградительных «пугалок» воспримут разве что с досадой или иронией. (Вспомнилось из детского: «Ты мальчик глуп и не видал больших за... затруднений в жизни».)

Повторяю, это только один аспект анализа политической генетики народа и лидера по закодированному опыту русских поколений. А еще можно рассмотреть, как входят в эту генетику многоуровневые бытийные кодексы, живущие в человеке в виде принципов, установок, убеждений и образцов поведения. По этому фактору, в частности, можно утверждать, что Владимир Путин по внутренним кодексам скорее разведчик, чем политик. Поскольку последний во главу угла ставит баланс интересов, а первый — баланс сил.

Хорошо это или плохо? В какие-то периоды истории это очень плохо. А вот в данный момент — очень даже хорошо. Еще интересно проанализировать, к каким именно из восьми базовых инструментов воздействия на реальность предрасположен народ и лидер. Но это долгая и отдельная история...

Подытоживая, хочу сказать, что не вполне уместна и ирония комментаторов рассматриваемой статьи по поводу попытки её автора выделить всего лишь четыре главных формата российской истории: период Грозного, Петра I, Ленина и Путина. Мол, несопоставимые фигуры, масштабы и пр. А для меня не так важны имена, как принципы такой периодизации.

Послушав недавнее обращение президента, я лично вижу принципиальное и логичное различие этих исторических моделей. Если очень лапидарно. Иван Грозный в качестве опоры своей трансформации общества видел личную гвардию (опричнину). Петр I — армию (и флот). Ленин — партию (и пролетариат). Путин, судя по главному акценту выступления, — семью, здоровье, образование, экологию, демографию т.е. — весь народ.

Русский народ не может эволюционировать, не расширяя в истории пространство своего освоения. Русские лидеры не могут остаться в истории, не расширяя свою социальную опору. Правда, это чрезвычайно трудно и не у всех получается. Но таков генетический код. Русский код.

Р. Дервиш

* * *