Польское восстание 1863 года: испытание веры

Польское восстание 1863 г. в Российской империи во многом стало определяющим для судьбы Литвы и Белоруссии. Русское правительство увидело результаты политики умиротворения поляков, чьё политическое мышление не расставалось с мыслью о неотделимости от Польши земель бывшего Великого княжества Литовского. Ответом на польские устремления стала «система» виленского генерал-губернатора графа М.Н. Муравьёва, которую можно назвать деполонизацией (в белорусской историографии утвердился польский термин «русификация»). И в сознании русского общества произошли тогда существенные сдвиги. Известный русский этнограф А.Н. Пыпин писал спустя почти тридцать лет после восстания о пробуждении общественного интереса к Северо-Западному краю: «Мы вдруг открыли..., что западный край есть край русский; поняли, что до сих пор он был заброшен, что нужно изучить его, дать возможность его русской народности освободиться от чужого гнета и т.д.».

Прошло сто пятьдесят лет, и события на Украине снова побуждают общественную мысль работать в том же направлении: каковы причины политических поворотов на Украине, в Белоруссии, Прибалтике?

Конечно, рассмотрение политической истории может уводить далеко, но при этом нельзя упускать из виду, что по территории Украины и Белоруссии веками проходила конфессиональная граница между католическим Западом и православным Востоком. Граница эта не была постоянной, она передвигалась с запада на восток и обратно, обостряя жизнь общественную.

В восстании 1863 г. конфессиональный фактор проявил себя со всей определённостью. «Если вы не поклянетесь перед Богом в справедливой мести москалям, то лучше бы вам не родиться поляками», — говорилось в проповеди священника-униата из Холма, печатные экземпляры которой распространялись в белорусских губерниях в 1862 г. Польское восстание усилиями таких проповедников приобретало характер священной войны. Указаниями на якобы порубленные «москалями» кресты и иконы, на насилия, чинимые католическому духовенству, на обращение униатов в «проклятую схизму» подогревалась в проповедях страсть гнева и мщения. Панихиды в костёлах превращались в политические демонстрации, а воскресные службы нередко заканчивались польскими патриотическими гимнами. Тут же распространялись повстанческие листовки и манифесты, происходили нелегальные антиправительственные собрания. В подвалах виленского костёла святого Яна находилась тайная типография, а на чердаке одного из костёлов в Белостоке — оружейный склад. Католические храмы стали материальной базой восстания — и это притом, что русское правительство выделяло на содержание католических церквей до 1,5 млн. руб. в год.

Католическое духовенство не скрывало своих политических взглядов на историческую связь Польши и Литвы со времени Владислава-Ягайло. Примечательно в этом отношении, что некоторые ксендзы учили белорусских детей только по-польски и отвергали само имя «Литва», предпочитая говорить «Польша», как это делал в своих объяснениях правительственному чиновнику ксендз Карабанович из деревни Вишнево Ошмянского уезда. Участие католического клира в «особо почётном и шляхетском деле», как выразился в одной из проповедей ксендз Кувалковский в Мозыре в марте 1861 г., простиралось далее сочувственных слов: иные ксендзы не только вступали в вооружённые отряды, но и руководили ими (известный пример — ксендз Антоний Мацкевич в Ковенской губернии).

Тема унии получила особое развитие в пропаганде повстанцев. Её упразднение было совершено в 1839 г., и многим были ещё памятны времена унии. В листовке «Мужицкая правда» оставившие унию священники обвинялись в продажности, вечная погибель возвещалась отступникам от «справедливой униатской веры»: «Кто не перейдёт в унию, тот схизматиком останется, тот, как собака подохнет, тот на том свете адские муки будет терпеть». В письмах «из-под виселицы» один из руководителей восстания в Литве К. Калиновский утверждал: «От дедов и прадедов была у нас униатская вера, это значит, что мы, будучи греческой веры, признавали святых отцов, что в Риме, наместниками Божиими. Царям московским это стала завидно, поэтому, уничтожив греческую веру в Москве и насадив царскую, которая называется православием, и нас они оторвали от истинного Бога и записали в схизму поганую,.. чтобы слезы мужика не достигали трона справедливого Бога».

Православному духовенству от лица католических ксендзов делались резкие внушения. В Воззвании польского клира к священникам восточного исповедания Белоруссии и Литвы 1861 г. напоминались времена унии и делались предупреждения: «мщение поляков за святую веру ужасное», «если не пробудитесь, за свои преступления и за свои грехи получите справедливое наказание». В одной листовке, которую отобрали у повстанца в Пинском уезде летом 1863 г., был изображн повешенный на виселице православный священник со словами на польском языке: «Это ты, поп, будешь так висеть, если не исправишься».

Повстанческий комитет в Вильно обратился к православному духовенству с изъявлением прощения от имени Польши и объявлением свободы православного вероисповедания, но при этом делались угрозы сурового наказания «недоброжелателям народного дела, подлым орудиям Москвы». «Возвращение Литвы и Руси к единению с Польшей неизбежно», — заявляли руководители восстания в этом же обращении. Секретные инструкции наряду с разбрасыванием ядовитых веществ и битого стекла на дорогах наставляли повстанцев поднимать против российского правительства раскольников, распространять слухи о намерениях царя обратить всех разноверцев в Православие силой, подговаривали «на всём пространстве изгонять попов и жечь русские церкви». Не всегда, конечно, удавалось мятежникам осуществить подобные акции, но избиения и грабёж православных крестьян и священников, по свидетельству, например, мозырского директора училищ, совершались совершенно безнаказанно. Случались и убийства. Мщение повстанцев вылилось в жестокие расправы над православными священниками о. Даниилом Конопасевичем, о. Романом Рапацким, о. Константином Прокоповичем, дьячком Федором Юзефовичем.

Воинственный дух повстанческих обращений, их конфессиональный характер обусловили отрицательную реакцию православного духовенства: за несколькими исключениями оно отказалось поддержать повстанцев. Из текста самих воззваний к «духовенству восточного вероисповедания» видно, что священники удерживали от этого и крестьян. Митрополит Литовский Иосиф (Семашко) разослал по приходам дополнительные молитвы о прекращении междоусобной брани и укреплении мира и братолюбия.

Меры генерал-губернатора М. Н. Муравьёва в отношении католических клириков, принимавших участие в восстании, были решительными: 7 ксендзов были казнены, 177 — сосланы. Суровость наказания вызывалась тем, что проповедник мира Христова несёт сугубую ответственность за призывы к пролитию крови. Одновременно администрация стала укреплять положение Православной Церкви на белорусских землях. В частности, было обращено внимание на бедность православных приходов. Например, почти все костёлы в западных губерниях России были каменными, а среди православных храмов каменными были только 1/3, остальные — деревянными. С помощью государственных средств и местной благотворительности за несколько лет были построены 98 храмов и отремонтированы 126.

С 1860-х годов русская государственная политика увидела в Православной Церкви в белорусско-литовских губерниях свою опору. Для поддержания церквей образовывались братства. Нуждающиеся приходы были обеспечены новыми облачениями и утварью. Особое внимание уделялось народному образованию. Была создана система приходских и народных школ, уездных училищ. К преподаванию привлекалось православное духовенство. «Русское образование, — говорил попечитель Виленского учебного округа И. П. Корнилов, — сильнее русского штыка».

В борьбе польских повстанцев с русскими войсками и администрацией в белорусских губерниях простой народ не остался сторонним наблюдателем событий. Ни обещаниями, ни угрозами, ни террором не смогли повстанцы заставить крестьян выступить в поддержку польской свободы. Русское правительство выступило защитником их интересов при проведении земельной реформы, осуществило комплекс мер по укреплению в крае «Православия и русской народности». Сельские караулы, пресекавшие деятельность повстанческих отрядов, письменные выражения лояльности правительству ясно показывают, что в своём национальном выборе белорусы выступили в союзе не с католической Польшей, а с православной Россией.

Такова история... Из неё можно делать выводы и для настоящего. Ясно одно: Православная вера является прочной духовной скрепой для народов, её исповедующих. Пока она крепка в душах людей, их трудно запугать угрозами или обмануть ложными обещаниями.

Священник Алексий Хотеев

* * *