«В каждом из нас сидит кусочек Понтия Пилата», – Кирилл Лавров

«…80 лет - очень много, по сути, жизнь прожита, каждый день - подарок господа Бога, и ничего радостного в этой дате я не вижу. Единственное, что мне приятно, хотя и утомительно, - огромное внимание, которое уделяется моей скромной персоне. Значит, все это не просто так, значит, за 80 лет удалось сделать что-то доброе для людей, раз они так внимательны ко мне…»
15 сентября исполняется 82 года со дня рождения замечательного актера, Кирилла Лаврова. До этого дня Лавров не дожил несколько месяцев. «Цитата» публикует интервью, которое Кирилл Лавров давал в преддверии своего 80-летнего юбилея.

- В моей родословной можно запутаться, сложные линии сходятся-расходятся... Мой дед, Сергей Васильевич Лавров, бывший до революции директором гимназии Императорского человеколюбивого общества, не принял революцию и уехал в эмиграцию. А бабка моя, Елизавета Акимовна, категорически отказалась уезжать и осталась с детьми одна в Петрограде. Дед в конце концов осел в Белграде, стал центром русской эмиграции, смотрителем русских школ, разбросанных по разным городам Сербии.

Особый рассказ, как я нашел его следы и узнал о его судьбе. Я позвонил отцу, сказал, что еду в Белград на премьеру “Живых и мертвых” и услышал: “Я понимаю, что это очень сложно, но прошу тебя, вдруг будет какая-то возможность найти следы твоего деда, который жил в Белграде. Сообщаю три его адреса, после 34-го года переписка оборвалась”.

В Белграде я не нашел деда, и только накануне моего отлета мне посоветовали: “А вы обратитесь в православную церковь, они все знают”. И я пошел в православный собор. В избушечке рядом увидел священника в черной рясе. Говорю: “Здравствуйте, я ищу своего деда. Сергей Васильевич Лавров...” “Батюшки, он был моим учителем, а мой отец был настоятелем этого собора, и мы его отпевали. Ваш дедушка скончался в 1944 году”,- рассказал священник. Мы сели в машину и поехали на православное кладбище. Смотрю - белый мраморный крест, посередине в овале фотография. Отец, конечно, был счастлив: нашелся след, последний, к сожалению, но след его отца, моего деда.

Мой отец, Юрий Сергеевич Лавров, в 14 лет поступил в Большой драматический театр имени Горького. До этого он работал у гробовщика, сколачивал гробы. Время было тяжелое, товар ходовой. Отец поступил в Большой драматический театр в то время, когда там работали Владимир Федорович Монахов, Юрий Михайлович Юрьев, Мария Федоровна Андреева, а литературным директором театра был Александр Блок. Получается, что наша фамилия связана с этим театром давно. До сих пор в кабинете Товстоногова висит эскиз Александра Николаевича Бенуа, где написано: “Эскиз костюма” и маленькими карандашными буквами - “Лавров”. Вскоре отцу надоело участвовать в массовках и они вместе с Владимиром Николаевичем Соловьевым, очень известным режиссером, решили создать свой Молодой театр. В нем отец познакомился с молодой актрисой Ольгой Ивановной Гудим-Левкович, которая стала его женой и моей мамой.

Я был ленинградским пацаном в самом банальном смысле слова. Телегин в “Хождении по мукам” говорит: “Я обычен, как восьмой номер калош”. Я был абсолютно восьмой номер калош ленинградского мальчишки...

- Внешне вы больше похожи на маму. А на бабушку похожа ваша дочь Маша, просто одно лицо. А внутренне вы в кого?

- Многое от мамы, у нее очень сильная генетическая линия. Девичья фамилия моей бабушки по маме, Ольги Леонидовны, Лыкошина. Совсем недавно наш главный герольдмейстер Г. Вилинбахов разыскал герб дворянского рода Лыкошиных. Моя прабабушка Анна Григорьевна Лыкошина была последней владелицей имения в селе Григорьевское Вяземского уезда Смоленской губернии, в трех километрах от Хмелиты, усадьбы Грибоедовых. Дом стоял до 60-х годов, потом его уничтожили, я его не видел, застал только фундамент и взял из него на память кирпич.

- Кирилл Юрьевич, с годами мы все больше теряем людей, но с кем-то из ушедших мы все равно продолжаем разговаривать, кому-то внутренне подотчетны. С кем вы продолжаете внутренне общаться?

- У меня было несколько встреч, оказавших на меня большое влияние. Прежде всего это Константин Павлович Хохлов в Киеве и его помощники Николай Алексеевич Соколов и Владимир Александрович Нелле-Влад. И весь театр им. Леси Украинки оказался сильным впечатлением. А потом, конечно, Товстоногов, который стал для меня и учителем, и хозяином моих дум, и умным собеседником. По сей день он остался для меня таким. Ну а помимо театра... Это и Константин Михайлович Симонов, которого я узнал в последний отрезок его жизни. Это и Юрий Павлович Герман. Я познакомился с ним, когда снимался в картинах по его сценариям “Верьте мне, люди” и “Антонина” по роману “Наши знакомые”. Потом совсем недолго общался с человеком, который произвел на меня значительное впечатление. Это Виктор Петрович Астафьев. Мы виделись не так часто, но много переписывались, он был человеком удивительной мудрости, принципиальности. Прошел всю войну солдатом-телефонистом, раненый-перераненый и физически, и духовно, обозленный, опаленный... Когда он умер, я маялся, но из-за дел не мог полететь в Красноярск на похороны. А вечером жена говорит: “Что ты маешься, беги на вокзал, садись в поезд, лети в Красноярск!” И я надел шапку и помчался на вокзал, приехал в Москву, потом в Домодедово - и успел на рейс. Судьба! И очень рад, что простился с Виктором Петровичем.

- Что в эти юбилейные дни для вас самое важное, главное?

- Самое радостное то, что признали какие-то заслуги нашего театра, мы получили президентский грант. Это важно мне не только как признание нашего театра, но и просто потому, что мне удастся существенно повысить зарплату нашим артистам. Это - о материальной стороне, но что поделать, мы живем в такой век. Кроме того, мне нравится, что 1 сентября на сборе труппы у людей было хорошее боевое настроение, репетируется сразу несколько пьес, предстоящий сезон ожидается насыщенным, люди будут работать...

Что же по поводу юбилея... 80 лет - очень много, по сути, жизнь прожита, каждый день - подарок господа Бога, и ничего радостного в этой дате я не вижу. Единственное, что мне приятно, хотя и утомительно, - огромное внимание, которое уделяется моей скромной персоне. Значит, все это не просто так, значит, за 80 лет удалось сделать что-то доброе для людей, раз они так внимательны ко мне. Я рад, что еще до сих пор мне удается репетировать, вылезать из кабинета и идти на сцену и играть. 14 сентября, накануне моего дня рождения, мы - Олег Басилашвили, Алиса Фрейндлих, Зинаида Шарко и я - сыграем премьеру спектакля “Квартет” по пьесе Харвуда, репетируем утром и вечером.

- A как вы относитесь к актерам? Может быть, вы - единственный из тех, кого я знаю, в ком человеческое побеждает актерское.

- Актерская профессия невольно накладывает отпечаток и на человеческую личность. Человек, который всю жизнь прикидывается, не может отказаться от этого и в жизни... Все же замешано на “я”, на моей душе, на моей голове. Потому и обостренное чувство самолюбия. Ко мне всегда было очень хорошее отношение. Оно и осталось, несмотря на то, что 15 лет руковожу театром. Конечно, я тоже заражен болезнью актерства, 60 лет пребывания в этом вертепе не могли не оказать своего влияния. Но поскольку вся моя молодость прошла в другом, не связанном с театром обществе, я во многом лишен этого. Я был и есть в театре белая ворона. Может быть, поэтому так единогласно и проголосовали за меня, выбирая художественным руководителем. Я всегда последним узнаю все театральные сплетни, не участвую ни в каких коалициях.

- 7 ноября премьера “Мастера и Маргариты”. Вам было интересно сниматься в роли Пилата?

- Мне было интересно, хотя это не значит, что нечто интересное получилось. Но я очень люблю этот роман, и потом проблема Понтия Пилата... Человек, ушедший от решения вопроса, он не нашел в себе силы бороться и передал проблему другим. Короче говоря, в каждом из нас сидит кусочек Понтия Пилата, у каждого были моменты, за которые ему приходится раскаиваться всю жизнь. Это сидит всю жизнь как заноза, как гвоздь...